Виктор не ответил. Он сидел, не двигаясь, опустив голову так низко, что Риццоли не могла видеть выражение его лица. Только поза говорила о том, что доктор Бэнкс готов к неизбежному.
— Это не листья, доктор Бэнкс. Это мертвые птицы. Какие-то вороны, я думаю. Три из них видны вон там, с краю. Как вы это объясните?
Он безучастно пожал плечами.
— Думаю, их могли подстрелить.
— Полиция не упоминает о выстрелах. В стенах здания нет пулевых отверстий, не обнаружено ни гильз, ни патронов. Да и в телах жертв не найдено осколков пуль. В отчете отражено, что у нескольких человек были раскрошены черепа, из чего был сделан вывод о том, что всех жителей убили во сне.
— Я бы тоже так предположил.
— Тогда как объяснить наличие дохлых птиц? Трудно представить, что эти вороны просто сидели на крыше, дожидаясь, пока кто-нибудь взберется туда и забьет их палками.
— Я не понимаю, к чему вы клоните. Какое отношение к делу имеют эти птицы?
— Самое прямое. Их не забили палками, в них не стреляли.
Виктор усмехнулся.
— Может, дыма наглотались?
— Когда деревню подожгли, птицы уже были мертвы. Все погибли — птицы, домашний скот, люди. Ни одного движения, ни одного дыхания. Это стерильная зона. Все живое уничтожено.
Виктор не нашелся что ответить.
Риццоли придвинулась поближе к нему.
— Сколько пожертвовал вашей организации «Октагон Кемикалз» в этом году, доктор Бэнкс?
Виктор поднес чашку к губам и принялся медленно потягивать воду.
— Сколько? — повторила она.
— Сумма исчисляется… десятками миллионов. — Он перевел взгляд на Кроу. — Можно мне еще воды?
— Десятками миллионов? — переспросила Риццоли. — Почему бы вам не назвать сумму в восемьдесят пять миллионов долларов?
— Вполне возможно.