«Милый, когда мы в ссоре, я поступаю плохо, я знаю». С отчаянным жадным взглядом она подходит к убогому пляжному павильону для танцев (реальное местечко в Оранжевом округе, только оно давно уже развалилось). Присматривается к Бобби, здесь он представляет собой воплощение невинности — голубая серферская рубашка «пендлтон», пушистые (а не сальные) светлые волосы, словом, полная противоположность мачо-байкеровской аморальности Фрэнка. Она протирается мимо Бобби, явно провоцируя его: зажав кончик языка между зубами и строя глазки. Обеспокоенный, он все же ведется и застенчиво приглашает ее потанцевать. «Я просто с ума схожу, милый, когда мы в ссоре с тобой». Они с Бобби покачиваются в медленном танце. Его восторженный взгляд слишком искренен, чтобы быть наигранным. А в ее взгляде — расчетливость, и она поглядывает на дверь. И Фрэнк не разочаровывает ее — он неожиданно врывается в павильон. И как только она видит его, убедившись, что он тоже ее заметил, она соблазняюще смотрит на Бобби и будто бы выдыхает: «Поцелуй меня». И он целует.

«Я ревность твою вызывала, милый. И как же глупа была эта игра». Фрэнк в ярости расшвыривает парочку. Бобби с трудом удается устоять на ногах. Фрэнк жестом показывает, мол, пойдем-ка выйдем. А снаружи поджидают Джимми и Билли, они играют злобных байкеров, дружков Фрэнка. Они наваливаются на Бобби сзади. Фрэнк вытаскивает блестящее лезвие. Камера переключается на глаза Шарлен. Завороженная ужасом, она смотрит, что будет дальше.

«Вот мертвый мальчик в своей машине, — горестно поет она, — и во всем виновата лишь я». Так и есть: мертвый Бобби на фоне рассвета, погибший не в аварии, на что все время намекал текст, а лежащий грудью на руле своей «импалы», уже окоченевший, под лучами утреннего солнца — точно такой, каким его обнаружат спустя пять лет, только в «шевроле».

«Мне остается лишь только рыдать, когда я вспоминаю о крови опять, — всхлипывает она — снова в своей спальне, слезы оставляют дорожки на ее щеках. — И слезы бегут по щекам моим быстрой рекой». Камера отъезжает назад, и мы видим, что на ее ноге, там, где обычно носят ножной браслет — наручник, и цепочка от него тянется к столбику кровати, покрытой розовым шелковым покрывалом. И вот входит Фрэнк в рубахе без рукавов, нависает над ней, поигрывая лоснящимися мускулами. Она выглядит обиженной и забитой, когда он наклоняется к ней. «И только одно хорошо, милый, когда мы в ссоре». Он грубо подтаскивает ее к себе, впивается ртом в ее губы. «То, как потом ты прижимаешь меня, ох, детка, так крепко». Но пока он целует ее, она вытаскивает опасную бритву из жестких волос. Жуткий наезд камеры на лицо орущего Фрэнка в момент, когда она режет его бритвой — конец фильма.