А уходит он часто и надолго, сутками сидит в студии, составляет треки, которые потом, собранные воедино, создадут «Преждевременное погребение»; он скрупулезно шлифует каждый нюанс — ночами, месяцами, годами, больше десяти лет; броские мессершмиты «скоростняка» уступают в семидесятых годах место точному и роскошному, как мерседес, кокаиновому изгнанничеству.

В разреженном воздухе Анд, которым он дышит все эти годы, он время от времени, может, и говорит с Шарлен о возобновлении ее карьеры. Если, конечно, она когда-нибудь оправится настолько, что снова сможет выступать. Году этак в семьдесят седьмом, сидя за столом во время завтрака, он в который раз пространно излагает свои соображения по этому поводу, а она только кивает. Они изображают брак ради удобства, деловое сотрудничество. Но если Деннис — президент компании, то Шарлен — всего лишь вышедшая в тираж модель. Он не имеет ни малейшего намерения воскрешать ее карьеру. Этот «стингрэй» заперт в гараже навсегда.

А когда она снова начинает выходить, когда уже способна сама доехать до психиатра, она оказывается в величайшей опасности. Потому что под кокаином его страхи получают подтверждение, все до единого: его фигуральное убежище вскоре будет раскрыто; за его «мерседесом» следят; в телефонной трубке раздаются странные щелчки. Возможно, Шарлен возвращается из «триумфальной поездки» в салон красоты лишь для того, чтобы наткнуться на стену параноидных обвинений, которые завершаются побоями. За которыми следуют бесчисленные извинения, искупительные подарки и месяцы равнодушия. Только затем, чтобы последовал новый взрыв, когда слишком долго отсутствует, или когда улыбается садовнику, или просто потому, что на сегодня не хватило опиатов, которые сдерживают его порывы преследователя. Доходит до того, что она свободна от подозрений, лишь пока безвылазно сидит в своей обитой шелком клетке.

Но безопасности для нее нет даже там. Печальная фортепианная мелодия, которую мы слышим — ее; за ее спиной в зарешеченные окна вливаются лучи закатного солнца, обрамляя ее ореолом — и она начинает петь. Эта песня — пробирающая до глубины души мольба, духовное освобождение из ее тюрьмы. Освященная солнечными лучами, она отчаянно молится, уверенная, что кроме нее в доме никого нет.

Но на дорожке прямо под ее окном остывает разгоряченный «стингрэй». Наша портативная камера «Arriflex»[454] проходит мимо машины, вступает в гараж, поднимается по внутренней лестнице. И вот мы видим Денниса в голубой спальне, совсем близко. На двухъярусной кровати. Штаны спущены до лодыжек. Медленно мастурбируя одной рукой, другой он лезет в ящик прикроватной тумбочки, вытаскивает флакончик и ловко отвинчивает крышку. Держит флакончик у ноздрей и мастурбирует все неистовей. Один вдох этого сладкого амилнитритового запаха, и он ощущает мягкие губы Черил, ее жаркое тугое влагалище, ее высочайшее совершенство, которого никогда не достичь ее грубой копии — Шарлен. «Ангел», — стонет он на пике оргазма — но вдруг порыв ветра вносит в комнату скорбную жалобу Шарлен, осквернив его видение. Он неистово кончает сквозь осколки разбитой фантазии, брызгают сперма и духи. В бешеной ярости он рывком натягивает штаны, брызги духов впитываются в покрывало с кактусами, а он несется вниз по ступенькам. (Даже когда он очень осторожен, он все равно проливает духи, хоть каплю.)