— А вы? — поинтересовался я у своего спутника. — Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, уже лучше. Мне ужасно неловко, из-за моей рассеянности вам пришлось нервничать. Нет, в самом деле, мне уже намного лучше.

Оказалось, что предусмотрительный Давид прихватил с собой несколько ампул с каким-то лекарством, как я сильно подозревал, чем-то типа морфина или другого сильного обезболивающего средства. Но впопыхах забыл шприцы и всю дорогу стеснялся мне об этом сказать. А в результате чуть было не отдал концы. Спасла его добрейшая синьора Лонги, быстро нашедшая в своем хозяйстве все необходимое и собственноручно сделавшая Давиду инъекцию. Теперь он возлежал на антикварной лежанке в небольшой, заставленной старой мебелью комнате, и с удовольствием портил свое здоровье, покуривая мои сигареты. Попутно он внимательно слушал синьору Лонги, а та, в свою очередь, с увлечением говорила, говорила, говорила… И это продолжалось уже третий час. Мне начинало казаться, что я схожу с ума.

— Будьте добры, Давид, спросите у нее — как мне пройти в душ? Я, пожалуй, приму ее предложение.

Пожилая женщина все поняла без перевода и, всплеснув пухлыми руками, потащила меня из комнаты. Естественно, при этом она что-то оживленно тараторила, эмоционально взмахивая свободной рукой и бросая на меня быстрые взгляды. Мне не оставалось ничего другого, как покорно плестись в кильватере и кивать головой в ответ на совершенно непонятные вопросы.

Фотография в каюте Паолы запечатлела маленькую девочку, сидящую на коленях немолодой женщины. На мой взгляд, случилось это знаменательное событие лет двадцать назад. Во всяком случае, Паола за это время успела вырасти и превратиться в синьорину Бономи. А вот ее няня практически не изменилась с тех пор, так и оставшись полной пожилой женщиной с густыми черными волосами, собранными на затылке в аккуратный пучок. Смуглая кожа, живые карие глаза, маленькие усики над верхней губой, большая родинка на шее. У меня родилась парадоксальная гипотеза — возможно, обильное словоотделение замедляет процесс старения организма? Черт, это же почти готовая Нобелевская премия… С чувством неимоверного облегчения я закрыл за собой дверь в маленькую ванную комнату, вежливо отказавшись от дальнейшей помощи синьоры. С одной стороны, ее, конечно, жаль — скучно женщине. Но ведь у нее еще оставался Давид, не так ли?

Вода текла еле-еле, да и по всем остальным признакам этот «оазис чистоты» более всего подпадал под определение «запущенный». Но даже это не могло испортить мне удовольствия. Медленно поворачиваясь под тонкими струйками воды, я лениво размышлял над «реалиями».