— Я здесь, мессере! — Франческо уже стоял на пороге его кабинета.

Он бросился к двери сразу, как только услышал звук упавшего на пол тяжелого предмета. У мастера совсем недавно был удар, а потому любой резкий звук, доносившийся из кабинета мессере Леонардо, до смерти пугал обитателей усадьбы Сен-Клу.

Франческо окинул помещение взглядом и застыл с выражением немого укора на красивом, благородном лице.

— Да… — наигранно повинился Леонардо, и грустная ироничная улыбка тронула его губы. Впрочем, получилась не улыбка, а усмешка — одна половина лица мастера после удара превратилась в обездвиженную маску. — Я снова рисовал «Потоп». Не смотри на меня так. Вот, собери карандаши.

На полу рядом с креслом Леонардо лежала большая инкрустированная коробка из-под серебряных карандашей. Именно она только что вывались из рук Леонардо и так напугала Франческо.

— Мессере, зачем только вы рисуете этот Потоп? — обреченно сетовал ученик, опустившись на пол, чтобы сложить карандаши обратно в коробку. — У вас от этого портится настроение, и вы хуже себя чувствуете.

— Я всю жизнь рисовал только то, что видел, — ответил Леонардо, недовольно отодвигая от себя планшет с еще одним, может быть, уже сотым эскизом картины Апокалипсиса.

— Вот я и удивляюсь! — весело рассмеялся Франческо и полез под стол, куда закатилось несколько серебряных цилиндров. — Погода хорошая. Потопа нет. Зачем его рисовать?

— Я рисую то, что вижу, — повторил Леонардо, и тень пробежала по его лицу. — Я вижу то, что будет.

Но Франческо слишком далеко залез под стол и не расслышал слов своего учителя.

— Мессере Леонардо, мы же все переживаем за вас… — продолжал он тем же веселым, добродушным тоном.

— Не все, а ты! — перебил его Леонардо, нахмурился и отвернулся, покачнувшись в кресле, как огромная неваляшка.

Франческо вздрогнул, оторвался от своего занятия, поднял голову и недоуменно уставился на широкую спину Леонардо. Его темный силуэт в эту секунду был словно прорисован на фоне высокого окна.

— Что-то не так? — насторожился Франческо.

— Ты неточен. Это ты переживаешь за меня. Все прочие переживают за себя, — ответил Леонардо и подтянул правую безжизненную руку к животу. — Не обобщай. Ты знаешь, как я этого не люблю.

Франческо мысленно улыбнулся, положил последний карандаш в коробку и поднялся с пола. Более для тревог причин не было — все разъяснилось: просто мессере Леонардо в дурном настроении. А теперь, впрочем, другого и не бывает.

— Вы слишком строги, мессере Леонардо, — примирительно сказал Франческо.