– Он не скрывал своего высокомерно-покровительственного отношения. Но мне и в голову не приходило сказать ему об этом. – Она добавила с горечью: – Я наливала ему вина, как официантка, старающаяся угодить клиенту. Я снова угодничала, как когда-то. "Налей-ка и себе, – сказал он, – и сядь. Не так уж все и плохо". Это убило меня совершенно.
– Что вы почувствовали?
Марси, казалось, не слышала вопроса.
– Я не могу пить много – меня начинает тошнить, мне становится не по себе. Но в тот момент я почувствовала себя объектом насмешек. И мне захотелось избавиться от этого ощущения. – Ее медленная речь была пронизана болью. – Я села рядом с ним на диван, поставила два бокала на кофейный столик. Увидев, что я наполнила свой бокал доверху, Марк Ренсом снова ухмыльнулся.
Терри стало зябко. Минуту длилось молчание, потом Линтон продолжала:
– Он не говорил о моем сочинении, пока я не выпила один бокал и не принялась за другой. – Линтон ссутулилась. – И тогда сказал мне, что он думает.
– И что же он сказал?
– Суть не в сказанном, а в том, как он говорил – безучастно разбирал работу по косточкам, проявляя какой-то научный, а не личный, живой интерес. Но как раз живости, как я поняла из его слов, не хватало моим героям. – Писательница повернулась к Терри: – Когда хороший редактор работает с молодым автором, он или она щадит авторское самолюбие, говорит только о самом важном. А Марк Ренсом так и сыпал остротами и колкостями в мой адрес. Так не вел себя со мной ни один редактор, он был абсолютно безжалостен, разбирая эпизод за эпизодом.
Невидящим взглядом она уставилась в полированную поверхность кофейного столика.
– Время от времени, не переставая говорить, он наполнял наши бокалы. И, конечно же, я продолжала пить.
Терри заметила, как она побледнела.
– Когда он подошел к своему последнему замечанию, я сидела как парализованная – и от вина, и от унижения.
Терри почувствовала за последней фразой нечто невысказанное.
– А что это было за "последнее замечание"? – спросила она.
Марси провела ладонью по глазам.
– Что губит произведение, сказал мне Ренсом, так это вялое описание секса. Я почувствовала, что полностью оцепенела. И когда наконец смогла заговорить, было ощущение, что мой язык распух. – Вспоминая, она наклонила голову. – В основу эпизодов была положена история моей собственной любви.
Терри не нашлась, что на это ответить, и Марси продолжала:
–,А мне нравится, – сказала я ему. – Это очень узнаваемо. Оба они – интеллектуалы, и так молоды, так неопытны. Очень робко проявляют свои чувства, и достаточно умны, чтобы скрывать это". Я была в отчаянии, я почти умоляла его. "Позже в этой книге, – объясняла я, – они познают друг друга. Ведь это только начало". Кажется, эти слова его рассердили. "Такое впечатление, – возразил он, – что они боятся прогадать. Ты же знаешь, что сексом занимаются без страховых полисов". Смолкнув, он смотрел на меня долгим взглядом. "Секс, – почти прошептал он, – это всегда спонтанность, это сама опасность".