– Когда мисс Карелли отказывалась от продолжения допроса, она казалась неспособной ориентироваться в происходящем?

– Протестую, – заявил Пэйджит. – Мы уже установили, что свидетель не в состоянии дать медицинское заключение.

– Мне не нужно мнение медэксперта, – возразила Шарп. – На мой вопрос может ответить любой непрофессионал: "Не было ли у мисс Карелли признаков помрачения сознания?"

– Протест отклоняется, – объявила Мастерс. – Свидетель может отвечать.

– Нет. – Монк помолчал. – Я, помнится, еще подумал тогда, что мисс Карелли полностью сохранила самообладание, отвечает впопад – удивительно для женщины, только что застрелившей человека. – Он снова помолчал. – Но особенно меня поразило то, что она сама выключила магнитофон.

Пэйджит слушал, не меняя выражения лица. Но Терри знала, как болезненно воспринимает он эти вопросы, – женщине, которую описывал Монк, больше подходил спокойный голос на магнитофонной кассете, чем истерзанное лицо на огромной фотографии.

А Шарп двигалась к своей цели:

– Мисс Карелли просила накормить ее?

– Нет, на кассете есть запись – она просила воды.

– Но она просила врача?

– Нет.

– Время для отдыха?

– Нет.

Шарп кивнула.

– Когда запись прекратилась, – мягко спросила она, – мисс Карелли просила о чем-либо вообще?

– Да. – Монк перевел взгляд с Марии на Пэйджита. – Да, – повторил он. – Она хотела встречи с адвокатом.

– Это, – произнесла Марни Шарп на телеэкране, – не что иное, как убийство.

Терри и Пэйджит сидели в библиотеке, просматривали записи Терри, готовясь к выступлению Элизабет Шелтон. А до этого пришлось выдержать натиск репортерских толп. Они забросали их вопросами, просили Карло подтвердить, что Мария его мать, спрашивали, что они думают о суде.

Пэйджит, глядя на телеэкран, бесстрастно прокомментировал: