– Насколько верно я могу оценить свои действия, да.
В зале была мертвая тишина. Пэйджит заметил, что при каждом вопросе и ответе взгляд судьи Мастерс переходит с одной говорившей на другую, как будто она смотрит теннисный матч.
– Но во время разговора с инспектором Монком, – не отступала Шарп, – вы заявили, что позвонили сразу же.
Мария задумалась.
– Так мне казалось в то время.
– Но вы признаёте, что ваши показания изменились после того, как вы услышали сообщение доктора Шелтон?
– В изложении последовательности фактов – да. Но не в изложении самих фактов. – Мария, помолчав, обернулась к судье: – Это видно только при сопоставлении.
– Но вы уже признали, что в своих показаниях ни разу не упомянули о кассете.
Мария медленно перевела взгляд на Шарп:
– Как я уже говорила, содержание кассеты связано для меня с душевными страданиями.
– Настолько тяжелыми, что вы даже забыли о существовании этой кассеты, пока мы ее не нашли.
Мария подалась вперед.
– Не от вас именно я скрывала то, что на кассете, – холодно произнесла она. – Я скрывала это от всех, кроме доктора Стайнгардта, человека, которому решила доверить и свою вину, и свой стыд. То, что я говорила инспектору Монку в минуты смятения, в состоянии шока, как раз определялось привычкой, выработанной годами.
– Привычкой лгать, вы имеете в виду.
Мария вспыхнула, смешалась на мгновение; Пэйджит почувствовал, что подспудно ее гложет мысль о том, что Кэролайн Мастерс знает о ее лжесвидетельстве. Очень мягко она возразила:
– Я не это имела в виду, мисс Шарп. Вы знаете. Шарп медленно покачала головой.
– А я имею в виду, – с прежним спокойствием отчеканила она, – что вы изменили свои показания не потому, что у вас улучшилась память, а ради того, чтобы ваши показания не противоречили другим свидетельствам. И вы знаете это.
Кэролайн Мастерс смотрела на Марию, в выражении ее лица, как показалось Пэйджиту, странным образом сочетались скептицизм и жалость.
– Это неправда, – возмутилась Мария, обращаясь и Шарп. – Я знаю одно: рассчитывать на сочувствие не приходится. Тем более от вас.
Какое-то мгновение Шарп смотрела на нее. Потом пожала плечами, как бы говоря: что бы ни сказала теперь Мария – это касается только ее, ответа не требуется. Пэйджит не мог не восхититься: усилием воли Шарп настраивала себя на борьбу – старалась сохранить хладнокровие и способность держать себя под контролем.