Неожиданно Мария смолкла.

Подтянула колени, обняв, прижала их к груди. Пэйджит смотрел, как она сильно и мерно дышит: вдох, выдох и снова вдох, пока тело не перестало дрожать. Когда она подняла глаза, взгляд у нее был совершенно беззащитный, как будто упорное подавление чувств совсем обессилило ее. Влага на глазах была свежей.

– Тогда и произошло это, – спокойно сказала она.

Голос ее снова изменился. Стал печальнее и мягче – одно дитя человеческое жаловалось другому. На этот раз было видно, что она сделала непосильный выбор, ее душевная уязвимость не позволяла ей пройти все это. Пэйджит почувствовал что-то похожее на страх.

– Что произошло?

Ее глаза широко раскрылись, как будто она впервые поняла что-то.

– Когда я сосала, его член стал делаться мягким. Задыхающимся голосом он стал ругать меня, требовал, чтобы я сосала сильней. Ничего не помогало. – Смолкнув, Мария глубоко вздохнула. – Я подняла на него взгляд, мой затылок упирался в стену, его член все еще был у меня во рту. Он смотрел на него. Глаза были злыми и испуганными одновременно.

Снова помолчав, она заговорила тише:

– Когда наши взгляды встретились, его член выскользнул из моего рта. Он посмотрел вниз – член был уже сморщившимся. Я боялась отвести взгляд. Замерла, зажатая между стеной и Ренсоном, смотрела на его член. Он становился все меньше, пугая меня. Я все еще смотрела, когда Ренсом ударил меня. Я была ошеломлена, глаза заволокло слезами. Он снова ударил, посмотрел на свой член, снова ударил и опять посмотрел на свой член. Как будто от этих ударов он мог сделаться твердым. Крутанувшись, я выскользнула, комната вдруг показалась мне черной. Я поползла к кофейному столику. Все еще слышался голос Лауры, рассказывавшей, что они делали с ней. Этот голос заставил меня ползти проворнее. Когда оглянулась, он все еще смотрел на свой член. – В ее голосе послышалось изумление. – По его лицу текли слезы. Это остановило меня. Я встала на колени у кофейного столика, голая, и смотрела, как он плачет. Потом он увидел меня.

У Марии был остановившийся взгляд, казалось, она смотрела не на Пэйджита, а на Марка Ренсома.

– Ярость от унижения появилась в его глазах. Он смотрел на меня как зверь, с лицом, красным от ярости, брюки вокруг лодыжек. И не мог говорить от ненависти. Потом направился ко мне. Его брюки по-прежнему были приспущены, и двигался он какими-то рывками, почти звериными, как будто неудача лишила его всего, что было в нем человеческого. Потом снова поднял руку. – Ее голос наполнился внутренней силой. – Что-то первобытное было в этом – отсутствие всякого сдерживающего начала. Прежде он бил меня, чтобы снова стал твердым его член. Теперь собирался уничтожить. Взглянув друг на друга, мы оба поняли это. Я схватила свою сумочку…