— Но если ясно, что надо быть вместе, почему разошлись лепестки «Белого лотоса»?

— Пути наши не разошлись. Мыслим мы по-разному, но следуем одной цели. Великая Китайская революция борется за исполнение долгожданных чаяний народа, но вот путь, которым она следует, не для всех ясен и понятен. Вызывает опасения и разногласия даже в среде ее сторонников. Вот и мы — глаголем веками, а к общей истине пробиться не можем. Нужно время, долгожительство для видения, осмысливания. Кто знает, что будет дальше? Силы наши исчерпывающи. Болезнь величия и тщеславия — первое зло разума. Оно подтачивает изнутри великие идеи всякой революции. А ведь цивилизации около десяти тысяч лет. Давно пора научиться видеть — кто есть кто.

Вновь молчание, неторопливое отсчитывание быстротечных секунд.

И тут Рус, что-то вспомнив, обратился к Вану, как к последней инстанции.

— В один из дней в горах дорогу неожиданно преградил мне неизвестный, с объемно развитей мускулатурой и очень идентичной нам техникой ведения боя.

Лицо Вана посуровело, он перевел взгляд на также застывшее лицо Патриарха. Тот — на него.

— Он был в темных шароварах? — Ван так пространно смотрел куда-то в прошлое, что было непонятно, к кому он обращается.

— Да, — поторопился не мешать памяти Вана Рус, — босиком. Руки, ноги уродливо мозолистые.

— И взгляд загнанного быка, — дополнил Чемпион.

— Да.

— Неужели продолжается тропа династии Юань? — Патриарх не спеша вспоминал. — Тогда, в противовес мастерам «Белого лотоса» и прочим оппозиционным братствам, монголы создали черный монастырь, куда набирали плененных особо развитых детей и готовили их как убийц-профессионалов против мастеров У-шу и прочих разновидностей борьбы. Это страшные субъекты. Если выпустили для убийства, назад они возвращаются только выполнив приказ, или не возвращаются совсем. С представителями «Лотоса» они в основном терпели поражения. В начале века мне пришлось сойтись с одним из мутантов Черного монастыря. В двадцатых годах Ван забил двоих. Но то с нашими бойцами. Руководителей прочих сект эти черти убили немало. Их боялись, несмотря на то, что они редко появлялись на тропах. У них по-звериному развито обоняние. После двадцать девятого года мы думали, что они уже сошли со сцены. Но смотри, один шальной объявился. Мы так и не знаем, где находится этот монастырь. Мутанты разговаривать не умеют.

— Кто его выпустил? — зло спросил Ван. — И кто пропустил его в зону, контролируемую воинскими подразделениями? Похоже, и Чан был в неведении относительно этого субъекта.

— Может быть. Но может быть и другое, — настоятель не стал долго выжидать. — По всему Пигмей вклинился в нашу жизнь, историю, если имеет в своих руках нити от монастырей. Больше некому так подло втискиваться в наше бытие и быть столь смертельно навязчивым, как он.