Я бы назвал все происходящее чем-то вроде чисто итальянского приема. Поэтому, когда появился Джек Вейнштейн, я вдруг понял, что еще никогда не был так рад лицезреть адвоката-еврея. Вейнштейн сам подошел ко мне и сам представился. Вероятно, он совсем не испытывал профессиональной зависти по отношению ко мне.

— Вы проделали отличную работу, — сразу сказал он. — Мне бы ни за что не удалось избавить его от тюрьмы.

— Видите ли, мистер Вейнштейн… — начал я.

— Джек. Зовите меня Джек. А вас как зовут, Джек или Джон? Давайте перейдем на ты.

Вообще-то меня зовут мистер Саттер.

— Зови меня Джон, — тем не менее предложил я. — Видишь ли, Джек, я не уверен, что мне и дальше стоит заниматься этим делом. Я не специалист по уголовному праву, я даже не в курсе, какие порядки существуют на Фоли-сквер.

— Не беспокойся, друг мой. — Он потрепал меня по плечу. — Я этого дела не упускаю из виду. Но ты здорово приложил судью и присяжных. Они этого никогда не забудут.

Я улыбнулся и краем глаза посмотрел на своего собеседника. Это был высокий, худощавый мужчина лет пятидесяти с хорошим загаром на лице, темными глазами и носом, который можно было бы назвать римским или семитским. Вообще, Вейнштейн вполне бы сошел за одного из соотечественников Белларозы. Джованни Вейнштейн.

— Только тебе не следовало оскорблять Феррагамо, — сообщил он мне. — Говорить ему насчет его неадекватного поведения в суде. Сумасшедшие очень не любят, когда их называют сумасшедшими.

— Ну и черт с ним.

Вейнштейн только улыбнулся на это. Я решил высказать свою точку зрения.

— Как ты, наверное, знаешь, Фрэнк считает, что это дело до суда не дойдет. Он думает, что или его… ну ты понимаешь… еще до суда, или Феррагамо откажется от своих обвинений за недостатком доказательств.

— Именно поэтому Фрэнк все это и затеял. — Он оглянулся по сторонам и заговорил шепотом: — Весь этот большой сбор. Это называется налаживанием контактов с общественностью. Он должен продемонстрировать, что его не удалось запугать, что партнеры по бизнесу поддерживают его, а сам он по-прежнему является наилучшим руководителем. — Джек улыбнулся. — Capisce?

— Capisco, — ответил я.

Вейнштейн захихикал. Да уж, есть чему радоваться.

— Я не буду надоедать тебе со своим мнением по поводу заявления, которое ты сделал на ступеньках суда. Я сам несколько раз давал маху, когда только начинал работать на этих людей. Но советую тебе впредь быть поосторожнее. Кстати, у этих людей есть несколько словечек, которые следует знать. Например, «приятель» и «поговорить». Если кто-нибудь из присутствующих здесь обратится к тебе так: «Эй, приятель, выйдем, поговорить надо», — ни в коем случае не выходи. То же самое, если предложат: «Давай выйдем». Capisce?