— Почему?

— Мы таких масштабных постановок ни разу еще не делали. А здесь предполагаются такие интерьеры и такой реквизит, что никаких денег не хватит.

— Ну почему же! — вскинулся я. — Весь реквизит возьмем на «Мосфильме», это обойдется недорого. Интерьер можем выстроить там же, в павильоне.

— Денег все равно не хватит.

— Пусть заплатят!

— Кто?

— Алекперов! Кто же еще? Я уже все продумал!

Я так разволновался, что на нас уже стали обращать внимание, но Светлана не делала ни малейшей попытки меня остановить.

— Ты пойми — это наша последняя программа! Как итог! Как прощание со зрителями! И она должна быть лучшей. Вот и пусть она стоит дороже. Надо все объяснить Алекперову. Он должен дать денег столько, сколько потребуется для работы. Это вопрос чести — и для него в том числе тоже!

Тут я осекся. Я говорил об Алекперове и о чести, но они не стыковались, поскольку Алекперов был каким-то образом причастен к гибели Самсонова. Мартынов, правда, советовал мне не торопиться с выводами. Как раз накануне я смог наконец переговорить с ним по телефону, и то, что он говорил, мне откровенно не понравилось.

— Как же так? — спросил я его. — Я думал, что с Алекперовым уже все ясно…

— Что ясно? — бесцветным голосом уточнил Мартынов.

— Вы же его подловили на противоречиях! Он ведь уже поплыл!

— Поплыл, да выплыл, — ответил Мартынов.

— Вы видели, что он чушь несет!

— Чушь — это еще не повод предъявлять обвинение.

— Конечно! — мстительно сказал я. — Уж лучше на Загорского навешать собак, так оно безопаснее! С Алекперовым еще неизвестно, как повернется, а Загорский — вот он, и никто за него не заступится, можно впаять ему срок…

— И впаяем! — с необыкновенным спокойствием сообщил Мартынов.

— За что?! — задохнулся я от охватившего меня негодования. — Ведь уже понятно, что вряд ли он убивал!

— А мы его не за убийство к ответственности привлекаем, Евгений. Он проходит по делу о контрабанде.