Светлый фон
все, теперешнюю

Предостережения Лиз меня не волновали. Ветеринар никак не мог знать, чем я занимаюсь дома, кому звоню, а кому нет. Так же как и я, Лиз просто пыталась отыскать надежный способ выбраться из сложившейся ситуации. Перейдя из кухни в гостиную, я набрала справочную, попросила номер телефона тюрьмы «Сэндвелл» в Уэст-Мидлендс и аккуратно записала цифры в телефонную книжку.

Первый ответивший мне голос, как только я произнесла давно отработанный монолог о себе и о цели звонка, переправил меня к другому лицу, ответа которого пришлось подождать. Обладателю второго голоса не сообщили ни кто я, ни что меня интересует, и мне пришлось повторить свой монолог. После нескольких вопросов, здорово походивших на допрос, мои верительные грамоты, по всей видимости, были приняты, поскольку мне сообщили добавочный номер и попросили перезвонить через несколько часов.

Время тянулось бесконечно долго, но вот часы известили о том, что можно снять трубку. Я уже потеряла счет гудкам, когда с другого конца линии ответил женский голос, но это была не та женщина, с которой я говорила в первый раз. Вновь объяснив, кто я и что мне нужно, я уже собралась добавить, что звонила утром, но женщина меня опередила:

— Ах да, Элейн говорила о вас. Элейн — сотрудница, с которой вы разговаривали раньше, мы работаем в одном кабинете. Она спросила, не могу ли я поговорить с вами, поскольку я работала в то время, когда здесь содержалась Ребекка Фишер. — Голос моей собеседницы, казалось, был создан специально для жалоб — мученический и в то же время несколько воинственный. — Хочу наперед предупредить — у меня масса работы. Я не могу позволить себе висеть на телефоне.

— Не волнуйтесь, я не отниму у вас много времени.

— Тогда ладно. К вашему сведению, я знала ее всего-то несколько месяцев. И вообще, несмотря на всю свою дурную славу, для меня она была всего лишь лицом в толпе.

Свидетель мне, мягко говоря, попался неважный, ее страдальческий, раздражительный тон убеждал меня в этом, и мне пришлось постараться, чтобы не выдать разочарования.

— Вы работали надзирателем?

— Точно. Но давным-давно бросила эту работу и перешла в администрацию. К вашему сведению, тут тоже не сахар, — слава богу, пенсия не за горами. — Расшифровать театральный вздох было нетрудно: кто б знал, как я страдаю. — До перехода сюда я три с половиной месяца работала в том крыле, где содержалась Ребекка Фишер. Людей не хватало, и меня на время перевели туда. Дурни безголовые — это ж форменный позор, как тут организована работа.

кто б знал, как я страдаю.