— Нет, — тихо сказала Рената. — Они сказали, что в трудовой лагерь.
— На смерть, — сказал Гюнтер, затем вновь посмотрел на прокурора. — И она уехала с ними в автомобиле, в том же автомобиле. Все
— Я не хотела, — сказала Рената, бесполезное пояснение.
— Спасибо, герр Бен, — сказал обвинитель, прекращая допрос.
— И все, больше вы ничего не хотите узнать? — спросил Гюнтер.
Берни удивленно поднял голову: сценарий этого не предусматривал.
— Что? — недоуменно спросил обвинитель.
— Не хотите знать, как это все выглядело? Тогда? Подошла официантка. «Заплатите за обоих? — спросила она. — Вы заказывали два кофе». — Он замолчал. — Ну, я и заплатил. — Конец колонки. Его заключительный пункт.
— Спасибо, герр Бен, — снова сказал обвинитель.
Поднялся защитник:
— Вопрос. Герр Бен, вы были членом национал-социалистической партии?
— Да.
— Занесите в протокол, что свидетель признается в том, что он — фашист.
— От всех полицейских требовали вступления в партию, — сказал прокурор. — Отношения к делу это не имеет.
— Полагаю, что это — пристрастные показания, — сказал защитник. — Нацистского официального лица. Который обеспечивал осуществление преступных законов фашистского режима. И который свидетельствует по личным причинам.
— Это абсурд, — сказал прокурор. — Свидетельские показания — правда. Спросите ее. — Он показал на Ренату. Оба правоведа стояли и превращали официальную процедуру в перебранку между законником, свидетелем и подсудимой. — Вы были в кафе «Хайль»? Вы доносили на Марту Бен? Вы ее опознали? Отвечайте.
— Да, — сказала Рената.
— Знакомую. Женщину, которую вы знали, — сказал прокурор, повышая голос.
— Я была вынуждена. — Она опустила глаза. — Вы не понимаете. Мне нужен был еще один человек в ту неделю. Квота. Тогда уже немного осталось. И мне нужен был еще один человек.