У Джейка екнуло внутри. Количество для заполнения грузовика.
— Чтобы спасти себя.
— Не для себя, — покачала она головой. — Не для себя.
— Фройляйн Науманн, — опять официальным тоном сказал защитник. — Пожалуйста, расскажите суду, кого еще держали под арестом на Гроссе Гамбургер Штрассе.
— Мою мать.
— На каких условиях?
— Ее держали там, чтобы я возвращалась каждый вечер, когда закончу свою работу, — сказала она, смирившись, ибо понимала, что теперь это уже не имеет значения. Но подняла голову и нашла взглядом Джейка. Так лектор выбирает человека в аудитории и говорит только с ним, давая личные пояснения, диалог, которого у них, скорее всего, не будет. — Они знали, что я ее не оставлю. Нас забрали вместе. Сначала для работы в Сименсштадте. Рабами. Затем, когда начались депортации, мне сказали, что ее вычеркнут из списков, если я буду работать на них. По столько-то человек в неделю. Я не могла отправить ее на восток.
— И вы стали отправлять других евреев, — сказал прокурор.
— На тот момент уже немного осталось, — сказала она, все еще обращаясь к Джейку.
— В… как вы их назвали?.. трудовые лагеря.
— Да, трудовые лагеря. Она была старенькой. Я знала, что там тяжелые условия. Чтобы там выжить…
— Но вы же занимались не только этим, не так ли? — настойчиво спросил прокурор. — Ваш начальник… — Он заглянул в листок. — Ганс Беккер. У нас есть показания, что вы состояли с ним в интимных отношениях. Вы состояли в интимных отношениях с ним?
— Да, — сказала она, не отводя глаз от Джейка. — Такое было.
— И он вычеркнул вашу мать из списка? За ваши старания?
— Сначала. Потом он выслал ее в Терезиенштадт. Сказал, что там полегче. — Она сделала паузу. — Он исчерпал списки.
— Расскажите суду, что с ней случилось там, — попросил защитник.
— Она умерла.
— Но после этого вы продолжали работать, — сказал прокурор. — И по-прежнему каждую ночь возвращались, не так ли?
— А куда мне было деваться? Евреи обо мне знали — прятаться с ними я не могла. У меня никого не осталось.
— Кроме Ганса Беккера. Вы продолжали ваши с ним отношения.