Видимо, через какое-то время до него дошло, что они не могут иметь детей из-за него. Наверное, Нагел, не сказав жене, сдал какие-то анализы и узнал, что бесплоден или у него слишком малое количество подвижных сперматозоидов. Она могла лишь догадываться, но что-то подхлестнуло его ревность. Вначале это были лишь подозрения, домыслы, потом намеки, затем прямые обвинения. Как будто Нагел боялся, что ребенка ей сделает кто-то другой. Ничего иного она и представить себе не могла, не было никакой другой причины. Наконец однажды вечером, когда она была на школьном концерте, он приехал и забрал ее прямо из зала, усадил в машину и заявил: все, отныне она сидит дома, пусть подает в отставку, он не хочет приходить домой, в котором не готов ужин. У него работа, у него дикое напряжение, постоянный стресс, она нужна ему дома. Весь вечер и всю ночь она проплакала, но Нагел был непреклонен:

— Плачь не плачь, но твое место дома!

А потом он начал ей звонить. В любое время дня или ночи. И если ее не оказывалось у телефона, устраивал дикий скандал. Нет, он ее не бил, только оскорблял словесно.

Утром, между восемью и десятью, было спокойно. Он никогда не звонил ей до десяти утра, поэтому Нонни могла ходить в библиотеку, а когда он давал ей деньги, она ходила в книжные магазины — в букинистические на Фортреккер-стрит, где был еще книгообмен. Готовила она без всякого удовольствия, зато охотно работала в саду и писала рассказы от руки. Рукописи она прятала в платяном шкафу. Я спросил, почему она не пошлет их в какое-нибудь издательство, но она покачала головой и сказала, что рассказы — ее прихоть, каприз, а не настоящая литература. Я спросил: какая разница? Она рассмеялась.

В ту, вторую ночь мы уступили нашим желаниям. В ту, вторую ночь я — мы совершили предательство, но не испытывали чувства вины. Нам казалось, что мы заключенные, которых наконец отпустили на свободу. До сих пор помню тогдашнюю радость и невыносимую легкость бытия (простите за штамп). Мы занимались любовью в ту ночь и все последующие ночи, пока не вернулся Нагел.

49

49

— Знаешь, ван Герден, я очень тебя уважаю, — сказал Матт Яуберт.

Он не ответил, гадая, куда клонит его собеседник.

— Лично я по-прежнему считаю тебя одним из нас. Одним из лучших. — Яуберт передвинулся на край стула и заговорил серьезно: — Но сегодня утром все изменилось. Под угрозой оказалась жизнь мирных граждан.

Ван Герден кивнул.

— Так что… нам придется взять руководство в свои руки.

Ван Герден кивнул. «Руководство» — понятие относительное.

— Мы не хотим отстранять тебя. Дело ведет Нуга. Будешь работать с ним. Делиться информацией.