— Жерар?.. — произнесла она наконец слабым голосом, который он едва узнал.

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы скрыть нахлынувшие на него эмоции.

— А где Жан?

Жерар воспользовался тем, что один из полицейских принес воды, и протянул Сибилле стакан, радуясь, что не нужно немедленно отвечать на этот вопрос.

В это время снаружи пруд был осушен полностью, и в центре наконец-то показались первые останки жертв.

Глава 49

Глава 49

Закатное небо казалось освещенным праздничным фейерверком, в котором смешались всевозможные оттенки желтого, красного, оранжевого, синего, молочно-белого цветов, а также черного и свинцового — вереница туч нависала над горизонтом, за которым уже скрылось солнце. Высоко в небе виднелись отдельные обрывки туч, напоминающие серебристое кружево, хлопья взбитых сливок, облако пара из трубы трансатлантического парохода, саван… Целая палитра сияющих красок, столь же поразительных, сколь и эфемерных, которые, смешиваясь друг с другом, образовывали бесконечные вариации. Красок, которые жадный человеческий взгляд мог лишь попытаться запомнить — так быстро они менялись по мере того, как Земля вращалась вокруг своей оси. Обратив взгляд на восток, можно было увидеть небо, скрытое сумерками, но со своего места Жан не мог его увидеть и меньше всего об этом думал: он стремился к тому, в чем еще оставалась жизнь.

Кто из современных художников мог бы создать подобное чудо? Курбе? Его виртуозность с особенной силой проявлялась в зимних и морских пейзажах, где вздымались поистине эпические волны — казалось, слышно, как они рокочут, перед тем как разбиться о берег. Моне? Разве не заговорили о нем впервые после его картины «Впечатление. Восходящее солнце»? Утреннее, еще слабо освещенное небо отражается в спокойной воде, чуть подернутой рябью, и на его фоне отражается мачта парусника, стоящего на якоре…

Прикованный к своему дивану, задыхающийся, Жан был уже ни в чем не уверен, в том числе и в этом.

Он подумал о матери — никогда еще она не казалась ему такой близкой, как в этот момент. Вспоминая ее последние дни, он поражался ее мужеству — когда он каждое утро подбегал к изголовью кровати, на которой она лежала, она, несмотря на свои страдания, старалась делать приветливое лицо, чтобы не испугать его. Он вспоминал ее печальный взгляд и прерывистое, свистящее дыхание, от которого у него разрывалось сердце.

Лежа на придвинутом к окну диване, он мог видеть Сену — реку, которая, по словам матери, впадает в море и уносит все печали. Сейчас он впервые в этом сомневался.