Мириам Нзулулвази стояла на коленях у стула в комнате для допросов и плакала. Ей было так страшно, что она никак не могла успокоиться. Стены давили на нее; она соскользнула с сиденья и плотно зажмурила глаза. Главное, не видеть, как стены смыкаются. Она вспомнила камеру в полицейском участке на Каледон-сквер. Сейчас все еще хуже. Самое главное — Пакамиле. Он будет ждать, ждать, ждать… Когда же мама его заберет? Впервые он будет ждать напрасно, потому что она еще никогда не опаздывала. За шесть лет Мириам ни разу не опоздала. Она всегда приходила вовремя и забирала его. Но сегодня он так и не узнает, что случилось. Других детей уже забрали, одного за другим. Всех, кроме него — о боже! Мириам словно передался испуг сынишки. Она была сама не своя от горя и тревоги. Потом она вспомнила о другом: о своей жизни с Тобелой, об утраченных иллюзиях, о любви. С Тобелой ей было хорошо и спокойно. Она забыла, что такое страх. Ее муж каждый вечер возвращался домой с работы, крепко обнимал ее и шептал о том, как он ее любит. Она вспоминала, как подсматривала в окошко: Тобела и ее сын на заднем дворе, на огороде… Они дружно работают: крупный, высокий мужчина и маленький мальчик. Пакамиле обожает Тобелу, своего героя. А вечерами они вместе сидели на кухне. Тобела во что бы то ни стало решил закончить школу. Он упорно занимался, много читал. Мириам смотрела на любимого мужчину, а Тобела то и дело взглядывал на нее и говорил: «А ты знала, что, оказывается…» — и в глазах у него было выражение изумления. Он открывал для себя новый мир. Ей хотелось встать, броситься к нему и сказать: «Не может быть, чтобы такое счастье было на самом деле!» А потом, в постели, он обнимал ее, притягивал к себе. Он делился с ней своими переживаниями, рассказывал, что у него на душе, говорил о том, как они втроем начнут новую жизнь на ферме. Новая жизнь представлялась ей загадочной и очень красивой. А еще они с Тобелой говорили о политике, о судьбах страны. Тобела был наблюдательным, часто вспоминал о странных случаях на работе. Его беспокоил рост преступности в бедных пригородах, населенных в основном чернокожими. Он говорил о том, что коса забывают свои корни. В наши дни все хотят стать похожими на американцев. А иногда, перед тем как заснуть, он рассказывал ей о своих родителях. Говорил о том, что хочет помириться с ними. Мириам зарыдала еще горше, потому что понимала: все пропало, ушло безвозвратно — ничто не будет таким, как прежде. Ее сотрясали рыдания; слезы намочили обивку. Наконец, она успокоилась, вытерла слезы. Осталось одно желание — желание уйти отсюда.