— О да, — сказали они вместе.

Но смог бы кто-нибудь связать близнецов и смерть Данси? Виола убила его, сказал слабый голос в моем мозгу. Виола убила его.

Я сказала:

— Слушайте, вот что мы сделаем. Мы выйдем отсюда, спокойно и не спеша, и мы сядем в тележку, что ждет на дороге, и мы все начнем жить нормальной жизнью.

И я пересекла комнату и обняла их и впервые почувствовала прикосновение их щек к моим.

Роз понимала, что она смогла убежать от Гарри Фитцглена только потому, что знала внутреннее устройство Мортмэйна, а он — нет. Она добежала через комнаты и пролеты до центрального холла. Тетя Виола была рядом с ней, она следила за тем, чтобы она не потеряла дорогу, и Соня также была с ней, и за ними были все дети Мортмэйна.

Выскочив из холла, она бросилась в ночь, вниз по холму, как тонкая тень.

Она ехала в Лондон, не следя за дорогой, невзирая на подступающую усталость. Перед ней был образ Гарри Фитцглена, его взгляд, когда он вышел из тени. Жалость. Презрение.

Она не знала, преследуют ли ее Гарри и эта уличная кошка Анжелика Торн, но она думала, что нет. Она достигла своего дома в час ночи, зашла внутрь, включая свет и запирая двери и окна. Тетя Ви всегда держала окна и двери закрытыми; так лучше закрыться от мира, говорила она.

Но Роз не могла отгородиться от мира. Гарри Фитцглен знал, как найти ее: он знал, где она работает, и, хотя он с жалостью посмотрел на нее, он скажет людям, что она сделала, и начнется полицейское расследование и обвинение в покушении на убийство. И совсем скоро Роз засадят в тюрьму — это будет наказание.

— Наказание всегда приходит, — говорила тетя Ви. — Я согрешила однажды — то был великий, великий грех, Розамунда, худший грех на свете, — и поэтому я жила одна. Соррел оставила меня, после того как доктора закончили операцию, — она вышла замуж за Энтони, и они уехали. Они были твоими бабушкой и дедушкой, Розамунда.

Она показала на одну из фотографий в серебряной рамке над камином:

— У них родился сын — Чарльз было его имя. Он был твоим отцом, Розамунда, и моим племянником, но я никогда не знала его. Они все жили во Франции, и затем они погибли в автокатастрофе, когда ты была маленькой. У меня никогда никого не было, кроме тебя.

Роз могла слышать голос Виолы очень ясно сегодня, когда она сидела в гостиной; фотографии, принадлежавшие Виоле, глядели вниз с камина. Семейные фотографии — глянцевые, заботливо вставленные в серебряные рамки. Все родные лица. Все они глядели на Роз сейчас с той же жалостью и отвращением, что и Гарри Фитцглен.

Ее голова начинала болеть, и боль, казалось, пробралась в мозг, разбивая его на две части в агонии. Половина ее — Рози — знала, что должны быть средства, чтобы спастись от Гарри, который будет преследовать ее, но другая половина знала, что таких средств нет. В мозгу ее пронесся образ унижения на процессе, она видела, как признается в попытке убить Симону. Может быть, они догадаются, что она сделала с Изабель Ингрэм и как она украла мертвого ребенка из больницы Святого Луки, и сожгла его в квартире Изабель, и забрала Соню. Но она потеряла и Соню, и с этой мыслью она вновь увидела Виолу, вздыхающую и говорящую: вот что случается, когда совершишь грех: ты лишаешься того, что тебе дороже всего.