— Что там случилось? — спросил он, удерживая ирландца. — Что они с ней сделали? Скажите мне, что вы видите, Эвелина. Вырвите из себя и отпустите!

Эвелина пыталась заговорить, она хотела освободиться и все же сопротивлялась.

— Они…

— Они что, Эвелина, что они?

— Они… — Ее лицо внезапно побелело.

— Скажите нам, Эвелина, скажите нам скорее!

Всплывшие воспоминания опалили сознание.

— Они…

Но никакие слова выразить этого не могли. Макнайт и Канэван в пугающей тишине смотрели, как вместо объяснения она медленно повернула руки ладонями вверх.

— Боже милостивый, — прошептал Канэван, увидев стигматы.

— Что вы с ней сделали? — настойчиво спросил Гроувс.

— Я была не одна, — повторяла Лесселс. — Мы были все.

— Что вы с ней сделали?

— Священник уехал, но это была его идея, говорю вам. Крайнее средство. Он сказал, что мы должны выжечь страдания Искупителя на ее, то есть дьявола, разуме. Паписты всегда были в восторге от креста.

— Отчего?!

— Это была последняя попытка спасти ее, понимаете? Спасти их обоих. Иначе мы бы этого ни за что не сделали. — Она прикрыла рот рукой. — Но мы знали… что придется разделить эту участь. Если мы будем осуждены, то все вместе.

— Что вы сделали?

Лесселс зарыдала.

— Ее держал смотритель. Это была идея священника.