— А часто такое бывает? Я имею в виду случаи, когда жертва даже не догадывается о том, что происходит?

— Гораздо чаще, чем ты способен себе представить. Маленький ребенок может считать все происходящее игрой, какой-то забавой. Особенно если взрослый не обижает его, не принуждает, ему удается убедить ребенка, что это такая игра, приятная для них обоих, все это ничем не отличается от поцелуев на ночь, от игры в щекотку, каких-то фантазий и просто нежных прикосновений. Человек умный и осторожный подведет ребенка к этому постепенно. В общем-то, большинство латентных случаев сексуального насилия над детьми относится как раз к этому типу. О них ведь известно только тому, кто этим занимается. К тому же если и удается что-то заподозрить и обнаружить, то доказать факт насилия и развратных действий в отношении такого ребенка бывает очень трудно.

— Согласен. Физических травм ребенку не причиняют. Другое дело — повреждения психические и нравственные.

— Сам понимаешь, все это проявляется гораздо позднее, порой много лет спустя, когда ребенок взрослеет, начинает вспоминать то, что с ним происходило в детстве, и понимает, что стал жертвой чего-то постыдного и унизительного.

— Да, деликатная тема, ничего не скажешь. Попробую побеседовать об этом с матерью девочки, но, по правде говоря, даже не знаю, как она отреагирует. Как я понимаю, главное — не напугать ее сразу же и не дать ей замкнуться в себе, отрицая все возможные намеки и предположения. Что еще посоветуешь сделать?

— Положим, деталей этого конкретного случая я не знаю, но одно несомненно, — задумчиво произнесла Инес. — Мать должна попросить о помощи и написать заявление о расследовании действий отца. На то время, пока все не успокоится, я бы настоятельно рекомендовала ей прервать любые контакты детей с этим человеком. Закон защищает ее интересы. Я уверена, что в этом случае он будет полностью на ее стороне.

Омедас надолго задумался. Что у него было в качестве доказательств? Несколько рисунков и кое-какие косвенные улики — та самая дырка, проделанная в перегородке между двумя комнатами, к которой мальчишка приникал по вечерам и видел, что происходило по ту сторону стены, прислушивался к приглушенным голосам и шорохам, внимал этому чудовищному ночному ритуалу.

Психологу становилось понятным, почему Нико, подсознательно желающий стереть из памяти эти кошмарные воспоминания, излил их на бумаге в своем потайном блокноте, который догадливый психолог нашел у него в письменном столе. В первый раз за все это время Хулио увидел в своем пациенте нормального живого мальчишку из плоти и крови, который молча страдал и мучился от стыда за то, что оказался сыном этого отца, принадлежал к семье, где грязью и гнилью воняло из всех замочных скважин.