— Вот скажи, какие отношения установились между нами? По-моему, никаких. Ты прекрасно знаешь, мне платят за то, что я занимаюсь с тобой как психолог. В мои обязанности не входит делать из тебя шахматиста. Я должен помочь тебе решить некую проблему. Она явно гнетет тебя, но ты категорически не хочешь о ней говорить. Стоит мне завести разговор на эту тему, как ты либо замолкаешь, либо начинаешь отшучиваться, а то и хамить мне. В лучшем случае мы оказываемся вынуждены просто сменить тему. В последнее время у меня возникает ощущение, что я зря теряю с тобой время. Мы знакомы уже давно, а я до сих пор не выяснил о тебе ничего такого, чего не могли бы рассказать другие люди, что известно только тебе самому.

Некоторое время они молча сидели, глядя друг на друга поверх подносов, заваленных картошкой фри, гамбургерами, заставленных большими стаканами с кока-колой и фантой. Разговор начался так неожиданно, что ни Нико, ни Хулио не успели даже развернуть эти самые гамбургеры, не то что откусить от них хотя бы по кусочку.

— Отец сказал, что ты больше не работаешь со мной как психолог. Поэтому мы теперь можем говорить только про шахматы. Вся эта фигня с психотерапией закончилась.

— Он сказал тебе то, что ему было выгодно. Если уж я начал работу, то хочу довести ее до конца. Твоя мама с этим согласна.

— Да знаю я. Она мне сама об этом сказала. Они с отцом здорово переругались по этому поводу.

Услышав эти слова, Хулио внутренне обрадовался. Такой поворот дела облегчал его задачу.

— Ну так вот, представь себе, что я продолжаю работать с тобой как психолог по двум причинам. Во-первых, это желание твоей мамы, а во-вторых, я действительно хотел бы тебе помочь. Вот только времени у меня совсем не остается. Флажок того и гляди упадет. Так что у тебя есть последняя возможность помочь мне.

Нико недовольно засопел, явно высчитывая, стоит ли предложение Хулио цены, запрошенной за него. Он ясно видел, что психолог не шутил, не пытался попусту запугать. Омедасу ведь ничего не стоило выставить его за дверь клуба и перекрыть ему все пути к любым турнирам. В общем, надежды Нико на то, чтобы стать настоящим шахматистом, были бы похоронены, причем раз и навсегда.

— Ладно, что ты хочешь услышать? — недовольно буркнул он.

— Я уже знаю, что тебе бывает очень нелегко. Мне нужно только одно: чтобы ты разрешил мне помочь тебе, наконец-то поверил мне. Что именно, в конце концов, мешает тебе отнестись ко мне с доверием?

Ему было видно, что Николасу становилось все более неуютно. Мальчик старательно развернул свой гамбургер, но, похоже, аппетит у него совсем пропал.