— Пойдем отсюда, — не то жалобно, не то требовательно произнес он.
Омедас сделал вид, что не расслышал его слов.
— Нужно, чтобы ты объяснил мне, кто эти люди, — сказал он, указывая на рисунки, зажатые в руке мальчика.
Николас сжал челюсти и несколько секунд просидел молча, явно в страшном напряжении.
— Я хочу домой.
— Только скажи мне, кто это и что они делают.
У Нико больше не было сил смотреть Хулио в глаза. Он отвел взгляд в сторону и стал нервно теребить кромку картонного подноса.
— Я так понимаю, ты отца боишься? Нико, скажи мне честно.
— Я его не боюсь, — заявил мальчик и для большей убедительности пнул стол.
Будь в зале ресторана поменьше народу, в этот момент все присутствующие наверняка посмотрели бы в их сторону. От лишнего любопытства Хулио и Нико избавили субботняя толчея и гул множества голосов, висевший в помещении.
Хулио вздохнул с облегчением. Что ж, ему пока удавалось сдержать эмоции Нико. Более того, он явно сумел задеть его гордость и самолюбие. Впрочем, было видно, что мальчишке приходится настолько тяжело, что и сам Хулио почувствовал себя нехорошо. В кафе как будто внезапно стало очень душно. Запах кипящего масла, в котором жарилась картошка фри, показался ему отвратительным, голоса продавцов и посетителей — невыносимо громкими.
Омедас испугался, что, наверное, перегнул палку.
— Вот это я и хотел от тебя услышать. Готов поверить, что ты не боишься отца, но при этом ненавидишь его.
— Много ты понимаешь! Ты понятия не имеешь, какой он — мой отец!
— Это ты точно подметил. Я его практически не знаю. А ты мне о нем почти никогда ничего не рассказывал.
— Да потому, что он мне противен. Начну рассказывать — и меня вырвет.
— Ну что ж, если так случится, скажем, что твоему желудку не пришелся по вкусу сегодняшний гамбургер.
Хулио удалось лишь частично разрядить обстановку этой шуткой-экспромтом. Впрочем, даже такая маленькая передышка пошла им обоим на пользу.
— Ладно, Нико. Давай ближе к делу. Я прекрасно знаю, что ты хочешь помочь сестре. Дело ты затеял благородное, но боюсь, что замалчивание проблемы — не лучший способ ее решения.
Он аккуратно дотянулся до рисунка, взял его из рук мальчика, расправил и снова положил перед ним на стол, давая понять, что разговор начинается сначала.