— То есть я одурачил вас, верно? — спрашивает Хоби.
У него хватает выдержки, чтобы изобразить на лице ослепительную улыбку, а затем, словно этого недостаточно, Хоби делает шаг вперед и отвешивает поясной поклон. Потрясающая сцена. Выпрямившись, Хоби буквально на секунду бросает на Эдгара взгляд, полный испепеляющей ненависти. Эдгар переносит это с гораздо большим спокойствием и выдержкой, чем я могла бы подумать. Он дотрагивается пальцем до верхней губы и молча смотрит на Хоби изучающим взглядом. Я вдруг осознаю, что перейден некий рубеж. Несколько секунд назад судебный процесс перешел в новую стадию, неподвластную мне, и теперь тяжба идет только между этими двумя людьми.
— Мистер Таттл, вы закончили? — спрашиваю я.
Ему осталось забить несколько последних гвоздей в крышку гроба с версией обвинения и, возможно, этим самым поставить точку в политической карьере Эдгара. Борзописцы просто затравят Эдгара. Они вцепятся в него и будут терзать до тех пор, пока не разорвут в клочки.
В ответ Хоби поворачивается и довольно долго смотрит на меня. Еще одна впечатляющая сцена: непроницаемое коричневое лицо, грустные и многозначительные глаза. На миг в его облике мелькает что-то если не внушающее жалость, то хотя бы делающее его похожим на человека. Затем он негромко произносит:
— Нет, ваша честь, я еще не закончил.
Я холодно прошу Хоби поторопиться, и он начинает прохаживаться, обдумывая следующий вопрос, а затем останавливается перед Эдгаром.
— Вы сказали здесь Мольто вчера, что вам не известен мотив, который мог бы побудить сына желать вашей смерти, верно, сенатор?
— Насколько я могу судить об этом, такого мотива не существует.
— Хорошо. А теперь скажите, сенатор, с той поры, как ваш сын научился говорить, он когда-либо высказывал угрозы в ваш адрес или же предпринимал какие-либо действия, которые можно было бы расценить как физическое насилие?
— Нет.
— А как насчет матери?
— Да он и мухи не обидит, мистер Таттл.
Сингх толкает Мольто в плечо. Томми отмахивается — какая теперь разница? Тогда Сингх сам возражает против ответа Эдгара как данного не по существу. Я принимаю его возражение.
— Сенатор, как вы уже упомянули, вы согласились внести залог за вашего сына, так?
— Да, согласился.
— Мистер Таттл! — вмешиваюсь я. — Я вижу, куда вы клоните. Если я не ошибаюсь, то лучше и не помышляйте об этом.
Он собирается спросить, считает ли Эдгар Нила виновным. Определять вину — моя прерогатива, а не Эдгара.
— Ваша честь, я собирался задать вопрос получше. — Он внимательно смотрит на Эдгара: — Разве не факт, сенатор, что вам лично известно, что Нил Эдгар не совершал этого преступления?