— Так получилось.

Хоби расхаживает взад-вперед. Смочив кончиком языка пересохшие губы, он произносит:

— Вот что, сенатор. Меня неотступно преследует одна мысль. Если Монтегю не осведомил вас о показаниях Хардкора, не значит ли это, что вы получили данную информацию из какого-то другого источника, скажем, от какого-либо высокопоставленного полицейского чиновника? Ведь у вас достаточно связей на самом верху, верно?

Эдгар отвечает не сразу. Он вздыхает, и с каждым вздохом верхняя часть его туловища то поднимается, то опадает.

— У меня имелось представление в целом об этих показаниях. Мне позвонил один человек. Один друг из законодательного собрания штата. Мне бы очень не хотелось называть его имя.

— Мне оно и не нужно, сенатор, — говорит Хоби, делая великодушный жест. — Однако этот ваш друг — он пересказал вам содержание рапорта?

— В некотором роде.

— Он зачитывал его вам?

— Да. Частично.

— Значит, одиннадцатого сентября вы уже знали, что Хардкор дал показания на Нила?

— Да.

— Вы знали, что Хардкор передал детективам деньги, которые, по его словам, получил от Нила?

— Правильно.

— И вы знали, что Хардкор рассказал о встрече с вами в лимузине Ти-Рока?

— Да, знал.

— Следовательно, вы знали и о том, что жертвой покушения должны были стать вы, а не ваша жена?

— Все это было мне известно.

— Именно потому вы и изменили свои показания, верно?

— Узнав подробности, мистер Таттл, я понял, что обстоятельства моей предполагавшейся встречи с Хардкором, запланированной на седьмое сентября, имели существенное значение для расследования преступления, и когда Монтегю повторил свои вопросы, я дал на них правильные ответы.

— Значит, вы решили сказать то, что они уже услышали от Хардкора?