Я даже не утруждаю себя ответом. Мольто от изумления онемел. Когда я начинаю вставать из-за стола, он наконец приходит в себя и подходит к подиуму, чтобы заявить ходатайство.

— Обвинение ходатайствует о конфискации денежного залога.

Маленький человечек с желтовато-болезненным лицом, в котором постоянно теплится огонек неприязни или даже ненависти к сильным мира сего, требует лишить Лойелла Эдгара крова.

Я удаляюсь в судейскую. В течение часа непрестанно звонит телефон, что хоть немного скрашивает атмосферу унылого разочарования, воцарившуюся в моем офисе. Обе моих подчиненных упрямо молчат, очевидно, считая, что либо у меня сдали нервы, либо я сошла с ума. Мариэтта отвечает на все звонки в однообразной манере:

— Судья интервью не дает! — и раздраженно, чуть не с размаха бросает трубку.

Теперь каждую минуту на другом конце провода может оказаться Брендон Туи. Однако мне уже наплевать. Я ликую. Свободна! И радуюсь не по поводу избавления от ответственности. У моей радости иной источник. Ибо нет на свете большего удовлетворения, чем то, которое испытываешь, когда счастливый случай спасает тебя от собственной ошибки, вероятность совершить которую была очень велика.

Смотрю на часы. Почти четыре. Пожалуй, на сегодня я с делами покончила, и пора бы идти домой. В духе сезона судебные приставы повесили по венку на каждый металлодетектор, которыми оборудованы все проходы. Проходя по крайнему с правой стороны, я замечаю худую фигуру Томми Мольто, который тоже покидает здание. Мы подходим к единственному выходу практически в один и тот же момент.

Он приносит свои извинения за ходатайство об обращении залога за Нила в доход казны. Я даже не стала рассматривать его и только, прежде чем сойти с платформы, на которой стоит скамья, бросила на Томми сердитый взгляд.

— Я вовсе не имел в виду поставить вас в затруднительное положение, — оправдывается он.

— У нас у всех были взвинчены нервы.

— Итак, что вы думаете обо всем этом, судья? Думаете, Таттл приказал Нилу лечь на дно, чтобы не пришлось выводить его на перекрестный допрос.

Это одна из догадок, которую высказывают здесь, внизу. Приличие и благоразумие тут же накидывают на меня свою узду. В ответ я неопределенно шевелю пальцами, давая понять, что такая мысль еще не приходила мне в голову.

— Руди думает, что он покончил с собой.

— В самом деле? — Это предположение наполняет меня тревогой. — Причина?

— Он странный парнишка. Хотя какой он, к черту, парнишка! — фыркает Томми. — Ему уже за тридцать. Он объявится. Готов побиться об заклад.

— Увидим, Томми. Как говорится, события приняли странный оборот. Непредсказуемый.