Эрману вдруг стало плохо. Он попросил еще воды и обратился к Сиднею:
— Так где золото, ты говоришь?
— Не говорю, — спокойно ответил Сидней, — и не скажу, пока вы его не отпустите.
— Ну нет, — возразил Эрман, качнув головой. — Так дело не пойдет. Я отпущу то, что от него останется, когда ты мне скажешь, где золото. Наверняка знаешь, тебя тоже не отпущу.
— Отец гордился бы вами.
— Спасибо. Где золото?
Тяжелая мочка лежала на языке куском парного свиного сала. Ник чувствовал текущую по предплечью кровь, боялся захлебнуться собственной рвотой. Тело окаменело. Эскобар схватил его за левую руку, пригвоздил к столу острием ножа. Октавио придержал стул, оторвал мизинец Ника от сжатого кулака, распрямил на столе, как хвост игрушечной собачки.
— Все это ерунда по сравнению с тем, что Орлов сделал бы с вами, — сказал Эрман. — Через пару дней после вашего исчезновения он закрыл свою контору, арестовал Нина. История свидетельствует, что Сталин хотел убрать со сцены марксистов и анархистов, но тебе, Сидней Стармен, хорошо известно, почему умер Андреас Нин, правда? Известно, почему Орлов приказал содрать с него кожу, правда? Никто никогда, даже здесь, не умирал такой смертью ради политики. Где золото?
— Даже если б я знал, вам не сказал бы. Извините меня, мистер Крик.
Эскобар воткнул нож в столешницу, чуть коснувшись кончика мизинца. Подмигнул Нику, потянул назад лезвие, нажал, как на рычаг, взрезав плоть. Боль взвыла сиреной, и Ник взвыл из-под пластыря, когда сталь врезалась в кость.
— Заткни ему пасть рукой, — приказал Эскобар.
Октавио замотал головой:
— Не могу. Дело грязное, мать твою.
— Просто заставь замолчать сукина сына, — настаивал Эскобар.
— Кончай, Эскобар, черт тебя побери! — крикнул Энрике, срыгнув выпитое виски.
Ник затих, онемел от ужаса, глядя на выгибавшийся под ножом ноготь. На столе образовалась густая лужица темно-красной крови. Потом верхняя фаланга пальца отскочила отрезанным кружочком морковки.
— Откроем, — продолжал Эскобар, сдирая кожу с отрезанного кончика пальца.
Эрман отвернулся, хлебнул воды.
— Мне так же тяжело, как и вам, — сказал он Сиднею, пока Эскобар вытирал окровавленное лезвие о щеку Ника. — Выпить хочу и ему дам глоток, — объявил он, потрепав Ника по голове. — Похоже, ему надо хлебнуть.