Светлый фон

Чиб, набиравший на телефоне какой-то номер, время от времени поглядывал в его сторону. Он был прав, конечно, — никто из его парней не смог бы вынести под курткой и одной картины, к тому же в задней части фургона не хватило бы места для лишнего десятка полотен и альбомов с эскизами. Значит, нужно подумать еще, поговорить с Алланом и с Уэсти… Сам Майк звонить им не торопился, решив подождать, пока они услышат новости. Кто из них позвонит ему первым? Пока ни тот ни другой не давали о себе знать, но, быть может, оба просто следовали совету Гиссинга: как можно меньше общаться друг с другом, пока все не успокоится.

Успокоится оно, как же!..

Чиб тем временем куда-то дозвонился.

— Гленн? — сказал он в телефон. — Найди Билли, Кевина, Доддса и Звонаря, пусть срочно приедут в зал для снукера — ты знаешь в какой.

Не успел гангстер выключить телефон, как зазвонил мобильный Майка. На экране высветился номер Уэсти.

— Ты не против, если я поговорю снаружи? — спросил он.

— Не хочешь, чтобы я узнал всех твоих друзей? — ухмыльнулся гангстер.

— Нет, просто это по личному делу, — ответил Майк, распахивая дверь. Оказавшись на улице, он несколько раз вздохнул и только потом ответил на вызов.

— Алло? — сказал Майк, не зная, кто звонит ему на самом деле — Уэсти или его подружка.

— Майк, это вы? — раздался в телефоне голос художника.

— Да. Что у тебя?

— Я хотел просто… извиниться. Я понятия не имел, что Элис пошлет ту эсэмэску… Я почти уверен, что на самом деле она не хотела ничего такого, понимаете? Нам… то есть мне не нужна дополнительная плата. И картина не нужна. На самом деле все нормально, правда!

Однако, судя по голосу, у парня было далеко не все нормально, и Майк спросил себя, с чего это Элис так неожиданно передумала.

— То есть картина тебе не нужна? — спросил он. — У тебя их много, не так ли?

— Наверное… — озадаченно пробормотал Уэсти. — А что?..

— И сколько их у тебя, если не секрет?

— О чем вы?.. У меня только Де Рассе, вы же знаете! Мы так и договаривались.

— Договаривались, — подтвердил Майк.

— Значит, вы не сердитесь?

— Ну, допустим…