Тут он понял, что, должно быть, бодрствовал, не спал, потому что он никогда не чувствовал себя так скверно во сне, как в этот момент. Стремление раскрыться дальше не могло подавляться, хотя такое раскрытие означало агонию. Его сердце билось тяжело и часто, тайны пронизывали его болезненно, как иглы.

— Его фамилия была… именем дьявола.

— А каково было имя дьявола?

— Акблом, — сказал он, выплевывая ненавистные слоги.

— Акблом? Почему ты говоришь, что это имя дьявола?

— Ты не помнишь? Ты никогда не слышала?

— Полагаю, ты должен рассказать мне.

— У Майкла, до того как он стал Спенсером, — проговорил Спенсер, — у него был папа. Как все другие ребята, он имел… папу. Но… не такого, как другие папы. Имя его п-папы было… было… его имя было Стивен Акблом. Художник.

— О Господи!

— Не бойся меня, — взмолился он, его голос ломался, слова отчаяния вылетали одно за другим.

— Так ты тот мальчик?

— Не возненавидь меня.

— Почему я должна ненавидеть тебя?

— Потому что… я тот мальчик.

— Мальчик, который был героем, — сказала она.

— Нет.

— Да, ты им был.

— Я не смог спасти их.

— Но ты спас всех, кто мог последовать за ними.

От звука собственного голоса он дрожал сильнее, чем ранее от холодного дождя.