Над домом, ревя моторами, завис вертолет. Его прожектора осветили двор. Но даже сквозь оглушительный рев его моторов Гарри услышал звуки, от которых у него застыла кровь в жилах: это кричали его дочери, когда с треском были распахнуты двери в их комнаты.

Приказание лечь голым на пол в то время, как Джессика, тоже голая, была вынуждена встать с постели, было глубоко унизительно. Они заставили ее встать в углу и только позволили прикрыться руками, пока они шарили по кровати в поисках оружия. После того как, казалось, прошла вечность, ей бросили одеяло, и она завернулась в него.

Гарри в конечном счете разрешили, все еще голому, сгорающему от унижения, присесть на край кровати. Ему предъявили ордер на обыск, и он был поражен, увидев на бумаге свою фамилию и адрес. До сих пор он был уверен, что они ошиблись адресом. Он объяснил, что является капитаном лос-анджелесского департамента полиции, но они уже знали это.

Наконец Гарри разрешили одеться в серый спортивный костюм, потом его и Джессику провели в гостиную.

Ондина и Вилла приткнулись на диване, обняв друг друга для моральной поддержки. Девочки кинулись было к родителям, но их остановили офицеры и велели им оставаться на месте.

Ондине было тринадцать, а Вилле четырнадцать лет. Обе девочки унаследовали красоту своей матери. Ондина была одета для сна в панталончики и майку с рукавчиками и физиономией какого-то певца на груди. Вилла была тоже в майке с рукавчиками, коротких пижамных штанах и желтых гольфах.

Некоторые офицеры поглядывали на девочек так, как смотреть права не имели. Гарри спросил, могут ли его дочери надеть халаты, но ответа не получил. В то время как Джессику провели к большому креслу, Гарри подхватили с боков два офицера и попытались вывести из комнаты.

Когда он снова потребовал, чтобы девочкам дали халаты, и его слова опять проигнорировали, он возмущенно вырвался из их рук. Его возмущение было интерпретировано как сопротивление, Гарри ударили прикладом карабина в живот, бросили на колени и надели ему наручники.

В гараже мужчина, который назвал себя «агентом Гарландом», стоял за рабочим столом и исследовал сто килограмм упакованного в пластиковые мешочки кокаина, стоившего миллионы. Гарри уставился на мешочки, не веря своим глазам, с нарастающей дрожью, когда ему сказали, что кокаин обнаружен в его гараже.

— Я не виновен. Я полицейский. Меня подставили. Это безумие.

Гарланд небрежно процитировал ему его конституционные права.

Гарри был взбешен, с каким равнодушием они отнеслись ко всему, что он сказал. Его гнев и раздражение привели лишь к тому, что с ним обращались еще более грубо, выводя из дома и подталкивая к стоявшему у тротуара автомобилю. Вдоль улицы уже высыпали на свои лужайки и крылечки соседи, чтобы посмотреть, что происходит.