Почему?
Возможно, Бог полагал, что этому миру не хватает одного хорошего шеф-кондитера по пирожным.
Может, Он думал, что Руди и Мэдди заслужили ребёнка, чтобы воспитывать его с любовью, заботой и нежностью, как воспитывали они меня.
Полного и истинного ответа на все эти загадки я не найду никогда… разве что он откроется мне после смерти.
Одно я сказал неправильно: Джимми Ток не умер по пути в этот мир. Кто умер, так это безымянный младенец. Я — единственный Джимми Ток, единственный, кому было суждено им быть, сын Руди и Мэдди, независимо из того, из чьего чрева я вышел. Я создан для пирожных, для Лорри Линн Хикс и для Энни-Люси-Энди, создан для многого другого, чего я ещё не знаю, и каждым прожитым днём я реализую некий замысел, пусть мне никогда его не осознать.
Я испытываю безмерную благодарность. И смирение. А иногда — страх.
В глазах Панчинелло все ещё читалось недоверие.
— Расскажите мне об этом.
— Мы привезли с собой человека, рассказ которого покажется тебе более убедительным, — ответила Лорри.
Я встал, подошёл к двери, открыл её, выглянул в коридор и попросил зайти в совещательную комнату Шарлей Коулман, земной инструмент моего ангела-хранителя.
Глава 57
Глава 57
Шарлей Коулман, которая дежурила в родильном отделении в ту ночь, когда я появился на свет, в свои пятьдесят девять лет по-прежнему работала в той же больнице. И, несмотря на долгие годы проживания в Колорадо, не потеряла выговор уроженки штата Миссисипи. Лицо её оставалось таким же добрым, каким было тогда, и таким же черным.
Она набрала вес, по её словам, исключительно из-за бесплатных сладостей, которые все годы получала от моего отца. Но, как говорит она, если ты хочешь попасть в рай, сначала ты должен пройти по жизни, и тебе требуется слой набивки, чтобы смягчить удары, которые по пути можно заполучить от судьбы.
Редкие женщины могут сравниться с Шарлей. Она прекрасно знает своё дело, но не кичится этим. Решительна, но никем не понукает, уверена в своих моральных принципах, но никого не поучает. Любит себя, но понимает, что до совершенства ей ещё далеко.
За стол Шарлей села между мною и Лорри, напротив Панчинелло.
— Ты родился маленьким, с красным, сморщенным личиком, но превратился в красавца, который разбивает сердца, не прикладывая к этому никаких усилий.
К моему удивлению, его бледные щеки зарделись румянцем.