— С Маттиасом ничего не случится… Ведь вы же лечащий врач мальчика, — Крис повернулся к Дюфуру, который, выжидательно понурившись, стоял рядом: — Как обстоят с ним дела?

— Он тяжело болен. Цирроз печени, — механически ответил Дюфур.

— Его неотложно надо везти в больницу?

— Это было бы самое лучшее.

— А если нет — он что, умрет?

Дюфур помедлил:

— В ближайшие часы или дни он не умрет. Нет, уж это нет.

Глаза Джесмин метали молнии, когда она посмотрела на Криса.

Внезапно Анна повернулась к Джесмин и сказала короткую фразу по-шведски.

Джесмин осеклась и затем вымученно кивнула. В следующий момент ее глаза наполнились слезами. Джесмин схватила Дюфура за локоть:

— Моя сестра не понимает, почему Маттиаса не стали лечить так, как собирались. Скажите ей!

Дюфур нерешительно глянул на Анну, потом перевел сострадательный взгляд на Маттиаса, прежде чем ответить:

— Изначально предусмотренное лечение Маттиасу не поможет. Другой пациент от него умер — и мы не знаем, почему.

* * *

Они покинули территорию Софии-Антиполис, миновали въезд на автобан и направились в сторону Канн.

Джесмин и Анна сидели в фургоне напротив каталки. Анна впала в задумчивое молчание после того, как Дюфур окончательно разрушил ее надежду на целительную опытную серию.

— Что вас связывает с этим монахом? С этим Иеронимом? — спросил Крис ученого, который сидел на пассажирском сиденье и показывал ему дорогу.

Дюфур долго молчал.

— Я знаю его с юности. Он был моим духовником, — сказал он наконец.

— Он говорил, что Бог избрал вас, чтобы осуществить свою волю. Мол, тяжкое испытание. Уничтожение проб и было этим испытанием?