— Ладно, надо еще кое-что сказать тебе.

— Говори.

— Анна уходит.

— Что? — ахнула Дэнс.

На лице О’Нила отразилась целая радуга эмоций: надежда, неуверенность, боль и — ярче всего — замешательство.

— Она переезжает в Сан-Франциско.

В мозгу родилась сразу сотня вопросов, и Дэнс первым делом спросила:

— А дети?

— Остаются со мной.

Неудивительно. Лучше Майкла О’Нила отца не сыскать. В материнских качествах Анны и ее желании брать на себя такую ответственность Дэнс всегда сомневалась.

Да, в разводе все дело. Из-за него в глазах О’Нила такая пустота.

О’Нил продолжил говорить отрывистым тоном, как будто уже набросал кучу примерных — и очень реалистичных — планов. Мужчины подобной ерундой страдают чаще, чем женщины. О’Нил рассказывал о том, как дети станут встречаться с матерью, как отреагирует его семья и родители Анны, о том, что Анна станет делать в Сан-Франциско. Дэнс слушала, кивая и время от времени утешая О’Нила.

Очень часто он упоминал «владельца галереи», «друга Анны из Сан-Франциско» и «его». Выводы не удивляли, но на саму Анну — за боль, причиненную О’Нилу, — Дэнс разозлилась.

Ему и правда больно. Опустошенный, О’Нил сам еще не осознал удара.

А Дэнс? Что она чувствует?

Нет-нет, не время думать о своих чувствах.

О’Нил сейчас напоминал восьмиклассника, пригласившего девочку на танец. Того и гляди спрячет руки в карманы и уставится в пол.

— Ну так что скажешь насчет поездки?

Дэнс хотела бы взглянуть на саму себя со стороны: что выдает ее тело? Новости тронули, и в то же время агент самой себе напоминала солдата в зоне боевых действий, который медленно, осторожно приближается к пакету на обочине.

Искушение согласиться велико.