— Давай оставим это на время, Том. — Она едва сдерживала слезы. В комнате установилось молчание, потом Кэролайн отодвинулась от Тома и некоторое время всматривалась в его глаза. — Мне необходимо все обдумать.
Том не знал, что и сказать. Им вновь овладело тягостное чувство, что ему придется расплачиваться за свалившийся на голову цюрихский счет любовью Кэролайн.
Тома выписали из госпиталя в субботу утром. Днем он усадил свое семейство в автомобиль и повез в Глостершир. Рана в спине все еще побаливала, но он старался не обращать на это внимания, ибо не хотел, чтобы физическая боль отразилась на его планах. Шоссе М4 представлялось ему совсем другим, нежели в ту злополучную ночь, но он решил этим наблюдением с домочадцами не делиться. Равным образом он не сказал ни слова, когда они проезжали мимо поворота на Корстон-Виллидж. Кэролайн тоже хранила по этому поводу молчание. В любом случае, пока шло исследование места преступления, вход в поместье был запрещен всем.
Джек Хорнби пришел в ярость, когда узнал, что полиция отказалась предоставить защиту его внукам и дочери. Он посетил все ответственные за это учреждения, начиная с местного полицейского участка и кончая кабинетами высокопоставленных сотрудников Скотленд-Ярда. Даже звонил члену парламента от Глостершира. Все напрасно. Тогда он от отчаяния обратился к командиру полка, в котором прежде служил, и объяснил ему положение вещей. И выход был-таки найден, причем простой и эффективный. Два лейтенанта из этого парашютно-десантного полка получили двухнедельный отпуск, который согласились провести в поместье полковника Хорнби, обещавшего им отличную рыбалку и охоту. При этом они прихватили с собой табельное оружие — два пистолета. Еще два молодых лейтенанта готовились выехать в отпуск по тому же адресу, если полковник примет решение продлить свое гостеприимство на следующие две недели.
Том, успокоенный присутствием в поместье тестя двух вооруженных военных, вернулся в Лондон в субботу вечером в полном одиночестве. По возвращении включил автоответчик и прослушал несколько сообщений. Услышав голос Гринхольма, он по этому поводу даже откупорил бутылку коньяка «Реми». В своей небольшой, но прочувствованной речи Гринхольм, в частности, сказал: «С сожалением узнал о жизненных невзгодах, которые тебе пришлось перенести. Обвинения в твой адрес представляются просто смешными. Директор решил, — „решил“, отметил Том, а не „предложил“, — предоставить тебе отпуск, требующийся для улаживания всех твоих дел… Отпуск без сохранения содержания, как бы по собственному желанию… За твоими проектами присмотрит Владимир Крейц…»