Светловолосая женщина в белом платье стояла в нескольких метрах от него, вытянув руки вдоль тела и чуть склонив вперед голову. Ее ступни едва касались земли.
Она подняла голову. Вместо лица была бездна. Она вытянула вперед руки. Натан изгнал из сознания мысли о последних мгновениях Сильви. Он почувствовал, что рядом есть кто-то еще, более реальный, это была Лин. Она пришла пожелать ему доброй ночи и извиниться за то что слишком строго осудила за ту бойню в Париже.
– Я была к вам несправедлива.
– Мне кажется, вы не способны на несправедливость.
– Вы меня не знаете.
Он внимательно посмотрел на нее при свете луны, который разжег пламя в ее глазах.
– Я знаю, что вы на стороне добра.
– Вы тоже. Просто меня шокировала та бойня в Париже.
– Решение убить – одно из самых трудных. Многие предпочитают, чтобы за них его принял кто-то другой. Мы могли рассчитывать либо на удачу, либо на капитуляцию, можно было стать жертвами и умереть. Неужели эту бездеятельность вы могли бы счесть добротой?
Она не ответила. Он стал задавать ей другие вопросы:
– Вы полагаете, что ваша жизнь имеет меньшую ценность, чем жизнь полицейского? И вообще, как по-вашему, ценность личности находится в зависимости от униформы? Разве тот, кто бряцает оружием, не является истинным виновником собственной смерти?
– Вы могли бы раздавить невинного человека на улице Парижа.
– В три часа ночи?
– Мне очень жаль, я говорю слишком много.
– Говорить – не значит варить рис, достопочтенная Лин Ли, – произнес Натан с китайским акцентом.
Она поднялась с гибкостью гимнастки.