То есть не молчи, а говори. И как можно больше, но – не О ТОМ! А о чем? А вот, например:

– Получается, Валя, что я могу идти куда хочу, могу делать что хочу?

– Зачем же тебе, Саша, куда-то идти?! Ты и так в своей квартире. Делай в ней что хочешь! Но! Я бы тебе порекомендовал… По дружбе… Сели бы мы сейчас, проехались в Контору, а? У нас дело висит. То есть стоит. Мезенцев, Зотов, то-сё… Понятно, уже вечер, но ради такого случая мы готовы и хоть до утра поработать.

– А я не готов. Устал я, Валя.

– Понимаю. Понимаю. Еще бы. Что ж ты, без двери отдыхать собрался? Может, ко мне?

– Нет. Оставьте, конечно, своего человека до завтра тут. Но к тебе, извини, не поеду. Плохо сплю я в непривычной обстановке. Я поеду… тут… к одному приятелю, переночую…

– Учти, мы тебя без присмотра не оставим, Саша!

Прозвучало это и как забота, и как угроза. В общем, как предупреждение.

– А как же! Я теперь сам от вас ни на шаг!

Прозвучало это и как обещание законопослушности, и как издевка.

Ни Валька мне, ни я Вальке, разумеется, не поверили.

– Да! Саша! Ты часом не к знакомым своим собрался? Которые на Комендантском? Учти, Лия Боруховна, которая в девичестве Ваарзагер, вчера покинула страну…

Говорил я, что мне важно, был бы человек хороший?! Говорил или нет?! Так оно и есть! А плохому человеку я всегда пожалуйста в морду дам, не заглядывая в паспорт – еврей ты, чеченец, грузин, русский, армянин, да хоть индонезиец! Валька же – плоть от плоти человек Конторы. А Контора, как бы ни прикидывалась интернациональной службой государственной безопасности, все равно не любит, ох, как не любит «невозвращенцев». А до недавних перемен среди «невозвращенцев» – почти сто процентов «ваарзагеров». Потому и разгулялась нынче пегобородая шелупонь – Союз русского народа… на платформе КПСС, а Контора только глазки жмурит: где? чего? вам показалось!

Мне не показалось. Сказал Валька про «Ваарзагер» с чувством глубокого удовлетворения, смешанного с некоторым сожалением: эх, мол, не те времена, а то бы еще потаска-али. И с Мишенькой Грюнбергом обошлись погано. Ну, дурак. Ну, бандит. Но – человек все-таки! Хоть бы выразили лицом: надо же, был человек и нет человека. Нет! Прибрали быстренько, загрузили останки-остатки, увезли и… чуть ли не ухмыляются: одним меньше! Или Грюнберг все же немец? Да какая, к хренам, разница!!!

Короче, я не случайно мысленно вспылил. Дело не в Лийке, хотя и в ней тоже. Но она – повод, не причина. А вспылил я вполне сознательно (при всем при том: ‘‘гуси летят»). Просто морально готовил себя к вранью. И нужно мне было, чтобы вранье прозвучало убедительно. Добиться правдоподобия можно двумя путями. Один путь: не врать. Но (забавно!) именно правда чаще всего звучит враньем – чисто интонационно. «Вы только поймите меня правильно!» – как говаривал сваливший за кордон Лев Михайлович Перельман. Второй путь: врать на злости, на слепой белой злости. И – получается. И совесть чиста. Конечно же, совесть чиста! Ибо все зависит от общего фона. Если общий фон – грязно-черный, то собственная совесть при некоторой запятнанности смотрится белоснежной.