— Отставить пиво, — скомандовала Крис. — Она не могла быть единственной, кто сошел там с поезда. Если придется пройтись по домам, вряд будет уместно, чтобы от нас несло как из пивной бочки. — Она поднялась. — Пошли, порадуем себя красотами сельского Нортумберленда. Вы захватили резиновые сапоги?

Леон и Саймон в ужасе переглянулись.

— Вот уж удружила, Крис, — в сердцах пробормотал Леон, выходя следом за ней под моросящий дождик.

Алан Бринкли стоял под душем. Струи воды были горячими, как кипяток. Некто, облеченный властью, наконец решил, что передовой отряд пожарных, боровшийся с огнем на фабрике красок, может быть заменен другими людьми, которые теперь займутся тем, что будут тушить оставшиеся очаги и свежим взглядом отмечать важные детали, буде они найдутся среди дымящихся развалин. Сейчас, когда тело нашли, никто из начальства не пустит дела на самотек.

При мысли о теле Бринкли с ног до головы пробила дрожь. Несмотря на льющийся кипяток, он невольно застучал зубами. Он не будет думать о теле. Он в норме. Он должен быть в норме. А что это значит — быть в норме? Как он обычно вел себя после пожара, в котором погибали люди? Что он говорил Морин? Сколько банок пива выпивал вечером? Что ребята видели на его лице?

Он тяжело прислонился к мокрым плиткам душевой кабины, слезы градом хлынули из глаз. Слава Богу, новая пожарная станция имела эти кабины, не то что общий душ, где мылись в прежние времена, когда он только еще осваивал профессию. Сейчас в душе никто не мог видеть его слез.

Он же не мог изгнать из ноздрей этот запах, избавиться от характерного вкуса во рту. Он понимал, что это лишь игра воображения. Хранившиеся на фабрике химикаты напрочь забивали запах горелого мяса. Но запах был совершенно реален. Бринкли даже не знал, как ее звали, но ему теперь был известен ее запах, ее вкус.

Его рот разверзся в немом крике, и он беззвучно забарабанил кулаками по глухой стене. За его спиной отдернулась занавеска на металлических кольцах. Он медленно повернулся, вжавшись в угол кабины. Он уже видел раньше этого мужчину и эту женщину на пожаре, по эту сторону лент, огораживавших место преступления. Он увидел, как губы женщины зашевелились, услышал ее голос, но не разобрал, что она говорит.

Слова были не важны. Внезапно он понял, в чем единственное его спасение. Он сполз по стене и скорчился на полу. К нему неожиданно вернулся голос, и он зарыдал, как ребенок, которому больно.

Крис Девайн отъехала от Ньюкасла всего на несколько километров, когда ее мобильник зазвонил.

— Слушаю, Тони. Хорошие новости?