Она не спускала глаз со своих противников, внутренне восхищаясь их спокойствием. Эти люди привыкли иметь дело со смертью. Оба широкоплечие, ростом около метра восьмидесяти пяти. Безупречно отутюженные брюки. Под пальто угадывались застегнутые на все пуговицы пиджаки. Один, седовласый, носил очки в металлической оправе фирмы «Том Форд». Второй был рыжеватым и уже начавшим лысеть блондином. У обоих правильные, даже красивые черты лица. От обоих за милю несло самоуверенностью, основанной на близости к сильным мира сего и безнаказанности.

Зато она чувствовала себя ужасно. От нее воняло потом. Руки тряслись. Ей вспомнились итальянские вестерны, которые она смотрела с отцом. Перестрелки на фоне античных арен или старинных кладбищ. Герой фильма всегда демонстрировал полнейшее самообладание. Потрясающее хладнокровие. Именно так и вели себя наемники в «ауди». Но не она.

На миг ее охватило искушение позвонить в местное отделение полиции, но она отбросила эту мысль. Они обязательно заметят приближение сил порядка и исчезнут без следа. А ей надо точно выяснить, кто они такие, откуда взялись и на кого работают. Может быть, последовать за Нарциссом в медицинский центр? Предупредить его? Попытаться вместе с ним выйти через запасной выход? Нет, не получится. Он ударится в панику. Не исключено, что откроет стрельбу. Любителям доверять нельзя.

Она опустила пистолет на колени. Изо всех сил сжала руками руль, стараясь унять дрожь в предплечьях. С лексомилом дело пошло бы лучше. Но мешать успокоительное с амфетаминами было все равно что заливать огонь бензином.

Надо ждать.

Просто сидеть и ждать.

* * *

— Месье Нарцисс?

Он вскочил, не выпуская зажатых под мышкой полотен. Именно этим именем он, не подумав, назвался в регистратуре. У него не было при себе ни карты медицинского страхования, ни направления от врача, но девушка в регистратуре проявила понимание. Он сочинил историю о том, что упал и теперь у него плохо сгибается локоть. Ему предложили подождать своей очереди. Остальные посетители центра не обращали на него ни малейшего внимания.

— Сюда, пожалуйста.

Регистраторша повела его за собой по коридору. На повороте он замешкался — мешали картины.

— Может быть, оставите их пока в регистратуре? Вам без них будет удобнее.

— Нет, спасибо. Пусть побудут со мной.

Он шел за девушкой, чувствуя себя совершенно измочаленным. После кошмарного инцидента с Рейнхардтом ему и так стало погано, но прикончила его вторая картина. На ней он изобразил себя в костюме почтальона восьмидесятых. Фуражка и куртка серо-голубого цвета, украшенные тогдашним логотипом почты — бумажным самолетиком. Что таилось за этими образами?