Бертеги машинально повернул голову к окну. Туман, снова подумал он, увидев мутно-белые клубы, застилающие окна. Туман, скрывающий или искажающий любую истину… Как получилось, что «дело Талько» вновь всплыло из забвения — через семь лет? И так неожиданно, почти случайно всего лишь благодаря следам засохшей кропи на осколке зеркала… найденному даже не на месте преступления…

— Вы слушаете?

— Да… пытаюсь это переварить…

— Я понимаю, это настоящий шок, — сказал Клеман. — И последнее… я тут пытался отыскать одного специалиста по… ритуалам и всякому такому по вашей просьбе, но никак не мог его найти… Я уже собирался вам порекомендовать специалиста в Париже, но после разговора с Кловисом вдруг вспомнил того человека. Его фамилия Либерман.

— Не слышал о таком, — проговорил Бертеги.

— Полиция привлекала его к сотрудничеству, как раз по «делу Талько». Я и сам пару раз с ним встречался. Он был… в плохом состоянии. Кажется, ему и до того приходилось сталкиваться с семьей Талько, и вот их пути снова пересеклись… Он многое знал и о них, и о Лавилле, и о других вещах… Он был главой дижонского бюро судебной медицины, когда начались первые аресты.

— Был? А сейчас он чем занимается?

— Ничем. То есть… он в таком состоянии, что может только читать или сидеть в Интернете. Он… почти овощ.

Глава 41

Глава 41

— Ты ни к чему не притронулась, дорогая… С тобой все в порядке?

Опаль посмотрела на свою тарелку с тремя фрикадельками и картофельным пюре и со вздохом ее отодвинула.

— У меня что-то нет аппетита, — пробормотала она.

Жавотта де Сулак поджала губы. После смерти ее племянника и отъезда его родителей — через три недели после самоубийства — трапезы в обществе племянницы были мрачны, словно поминальные. Это ощущение усиливалось тем, что проходили они в огромной семейной столовой, заставленной старинной, очень дорогой и очень мрачной мебелью, — здесь вполне могла резвиться компания детей из какого-нибудь романа графини де Сегюр во время ежегодного семейного праздника.

— У тебя никаких проблем, я надеюсь?

Опаль покачала головой, но этот бессловесный ответ, конечно же, не обманул тетку. Однако та ничего не сказала, и ее молчание можно было истолковать примерно так: разумеется, нельзя ожидать от бедной девочки, что она будет танцевать на столе всего через три недели после того, как ее брата нашли мертвым с обвязанным вокруг шеи мусорным мешком, и родители позволили ей лишь на пару секунд подойти к гробу.

— На десерт Жозефа сделала пирожные с заварным кремом, — сказала она вместо этого со слабой надеждой в голосе, словно просила: посиди со мной еще немного.