— С пеленок по-испански лопочет, — хихикнул Баламут.

Андрей, собрав всю свою волю в кулак, чтобы проигнорировать насмешку Парфенова, продолжал объяснять Бэну, указав на Мишку:

— Этот фриц несчастный, из иностранщины, только по дойченски шпрехает, да и то хреново. Двоечник мелкий!

— Чего?! — возник, было, Мишка.

Но Солдатов не дал ему договорить:

— Бэн, я не представляю, что ты нам хочешь сообщить, но, в общем, при объяснении, пользуйся жестами, как питекантропы[25] раньше делали.

— Так, если он русского не знает, разве до него дошло, о чем ты здесь толкуешь? — встрял Мишка.

— А мне — без разницы, — отшил его Андрюха. — Главное, я ему предупреждение сделал, а дальше пусть говорит с нами, как хочет. Я за это ответственности — не несу.

Но Бэн ничего говорить не стал. Он просто взял ребят за плечи и подвел к экрану компьютера.

— Смотри, первая телевизионная программа! — удивился Мишка.

— Точно, ОРТ! — подтвердил Андрей.

Бэн в это мгновенье нажал какую-то кнопку, и из установленных под ноутбуком динамиков тихонько зазвучал голос диктора; шли ночные новости.

— TV[26] — произнес Бэн, улыбаясь.

— Слуш, слуш! — возбужденно захрипел Баламут. — У тебя, ведь, спутниковое «ти-ви», да?

Он приставил к голове указательные пальцы, изображая рожки — антенны, и издал какие-то звуки, которые, очевидно, считал типичными для космической станции.

— Спьютник, да, спьютник. Москва, матрёшка, — еще больше заулыбался Бэн.

— Матрешку оставь себе, а нам включи лучше порнуху. Пор-ну-ху, — с помощью русского языка и, опять же, пальцев, пытался что-то сказать американцу Парфенов.

Бэн изобразил замешательство на лице.

— Пор-ну-ха, — еще раз повторил Баламут, от чего Андрей прыснул в кулак. — Экс-экс-экс…

Мишка прочертил носком ботинка по сухой земле три латинские буквы: ХХХ.