Светлый фон

– Пригодится? – спросил, подойдя к безногому приятелю, Виктор.

Леха пожал плечами.

– Если ты мне дело найдешь, то пригодится!

Виктор кивнул. Он вдруг понял, что ему ничего не подарили. И никто, кроме домашних, его с Новым годом не поздравил. Если не считать ночного телефонного звонка. Только кто это был?

И Виктор снова нырнул мыслями в прошлое, пытаясь найти владельца ночного голоса. Но дело это оказалось тщетным. Тем более что и голос этот он уже забыл.

Захотелось побыть одному. Завтра ведь на работу, к Сергею Павловичу. А сегодняшний день еще свободный. Первый день нового года.

Вспомнил присказку: «Как новый год встретишь, так его и проведешь». Хорошо ли он встретил Новый год? Виктор задумался. Застолье было нормальным, обычным. Если, правда, посчитать поездку на днепровский лед продолжением встречи Нового года, то ничего хорошего ему новый год не сулил.

Вспомнился замерзший рыбак, застывший в позе роденовского мыслителя. Впрочем, не очень-то он был похож на мыслителя. Хотя сидел на своем ящике действительно сгорбленно, словно был придавлен тяжкой ношей жизни. Его уже, наверно, нашли и отвезли в какой-нибудь морг.

Воспоминание о рыбаке неприятно придавило Виктора, и он, чтобы вырваться из этого воспоминания, решил отвлечься, прогуляться по городу.

83

83

83

 

Крещатик понемногу оживал. Мимо Виктора медленно проехали два оранжевых снегоуборочных комбайна. Редкие прохожие останавливались перед витринами дорогих магазинов. Расслабленно рассматривали то, что не могли купить.

Ноги вывели Виктора к подвальчику-кафе «Старый Киев», но оно тоже было закрыто. Он повернул назад. Не спеша прошел мимо книжного магазина «Знания», мимо ЦУМа и бывшего книжного магазина «Дружба». На углу Прорезной остановился и задумался. Попытался вспомнить, когда и какую книгу он читал в последний раз. Не вспоминалось. В детстве ему нравился Джек Лондон, в отрочестве – Максим Горький, которого не так давно с уважением упоминал в Чечне Хачаев. А потом время книг закончилось. Наступило время газет. И хоть сам он пытался что-то писать, но и эти попытки как-то резко оборвались год назад, когда получил он работу в «Столичных новостях». Работа давно уже закончилась, но к письменному слову она отбила всякое желание. Зато научила писать и думать о чужой смерти легко и с уважением.

И снова вспомнился мертвый рыбак на днепровском льду. Рыбака он этого никогда раньше не знал, а потому и уважать его не мог. Зато его смерть он уважал. Его смерть была более достойна уважения, чем, возможно, его неприметная жизнь. Смерть была явно ярче его жизни. И друзья, должно быть, запомнят его не живого, обычного, пьющего, ругающегося с женой и хлопающего дверью, а красиво умершего. Может, даже позавидуют его смерти.