На столе торчала, положив на клеенку призрачную тень, водочная ноль семь, пустая на треть. За окном было почти совсем темно, сумерки сгущались тучами, дождь шебуршал на крыше, лопотал в кустах смородины. Кирилл поставил на плиту мятую кастрюлю, из просторного полиэтиленового мешка с логотипом супермаркета «Барс» выудил последнюю пачку пельменей. Как бы невзначай оглянулся на важняка. Тот пялился на него. Чувствует что-то?..

«…пропаганда половой распущенности, внебрачных отношений, отказ от крепкой семьи как ячейки любого общества…»

Над кастрюлей закрутился пар.

«…содействия национальным проектам, благотворительным и иным общественно полезным целям, в том числе развитию духовности и нравственности…»

Жди. Отвернется же он когда-нибудь…

Он не отворачивался. Даже чавкая, без конца вскидывал взгляд. И впрямь, видно, чувствовал — во всяком случае, таращился так, будто впервые Кирилла видел и все не мог наглядеться. Они то и дело встречались глазами — в конце концов следак гыгыкнул, хлебнул в очередной раз из горлышка и со стуком положил на клеенку рядом с собой пистолет. Кирилл, механически жующий напротив, отвел взгляд.

Слишком легко они читали мысли друг друга. И прочитанное Кириллом было слишком однозначно. Вариантов тут не подразумевалось…

Бегать — не могу… Сделать что-то… Между нами — стол. «Макарон» — у него под рукой. Мои руки — еле шевелятся…

Он неловко, держась за край стола, встал.

— Куда? — мгновенно поднял голову шарящий в сигаретной пачке Шалагин.

— К этой… — Кирилл сделал жест в сторону девкиной комнаты. — Убрать…

Важняк, откинувшись на спинку стула, загоготал.

«Все, пора, — с тяжелой пьяной решимостью думал Серега. — В лес отвезу, заставлю козла копать яму пошире. Зарывать, правда, самому придется…»

Он чувствовал, что хорош. Только по дороге, не отрываясь от руля, Серый выглохтал из горла грамм сто пятьдесят — и под конец начал замечать за «бэмкой» (Серега ездил на ней, пока его джип в сервисе чалился… зря, кстати, наверное) непредусмотренную самостийность. А тут еще дождь зарядил, дорога раскисать стала, а дорога в деревню такая… Слава богу, не засел…

Он отпер баландера, велел чего-нибудь приготовить — а то без жратвы совсем развезет. Сидел с пустеющей бутылкой, следил исподлобья, как лох сыпет в кипяток пельмени, камешками клацающие о кастрюльное дно, — и думал, что в последнее время надирается каждый день. Не хотелось признаваться себе, что он просто боится.

…В то, что этот Смирницкий спер у Балдаева Амаровские бабки, Серый поверил сразу и безоговорочно. Было бы сложно поверить в то, что кто-нибудь этого не сделал. К тому же Тишнин, которого расспросил Серега, подтвердил, что Смирницкий с Балдой друг друга знали давным-давно, но много лет уже не общались — как раз к такому (старому знакомому, но про которого никто не вспомнит) и было, в принципе, логично обратиться Балде. Но сдать ему семь лимонов!.. Ну лоха-ан!.. Ну деб-бил!..