— Мы где сейчас? — спросил Есько, всматриваясь во тьму за окнами.

— Александровское кладбище проезжаем.

— Проехали! — воскликнул «аномальщик». — Разворачивайтесь, Юра! Кронштейн в отшельники подался. Я заезжал к нему месяца полтора назад. Живет в благоустроенной землянке сразу за кладбищем со стороны садоводства.

— Он, значит, бомж? — Притормозив, Беликов развернул машину.

— Кронштейн человек последовательный. Ежели отдавать, так уж все.

— Брать, так банк, любить, так королеву, а раздавать, так до последней копейки. — Беликов усмехнулся. — Нет, молодец мужик, честное слово! Был миллионером, сделался бомжем… Где еще, кроме России, такое возможно?

Припарковавшись на обочине, к землянке пошли пешком — не подъехать. Спустя пять минут, подсвечивая сотовым телефоном, Есько отыскал на небольшой поляне в лесу неподалеку от кладбища деревянный люк с прибитой к нему дверной ручкой. Место вокруг оказалось обжитым: сложенный из нескольких кирпичей очаг, журнальный столик, кресло-качалка, поодаль гора смятых жестяных банок из-под пива и колы.

— Он неплохо устроился, — осветив телефоном поляну, оценил Беликов. — Хозяйство, меблировка… В кресле он, вероятно, «New York Times» почитывает в промежутках между молитвами…

— Зря смеетесь, Юра, — сказал Есько. — Английский он знает почти как родной, а еще и немецкий…

«Аномальщик» подергал люк за дверную ручку — заперто. Постучал.

— Виктор Самуилович, откройте, пожалуйста! Это я, Есько Степан Юрьевич!

Минуту было тихо, затем что-то упало и загремело, судя по звуку, медный таз, после чего наконец раздался голос:

— Кого мне Бог послал? Назовитесь еще разок, не расслышал со сна!

«Аномальщик» повторил.

— Степа, друг, как ты вовремя!

Лязгнул засов, и люк отворился.

— Спускайся, Степа, милости прошу! Мне как раз бухануть не с кем!

Есько нахмурился:

— Этого-то я и боялся. Он в глубоком загуле и вряд ли поможет нам в этом состоянии.

— Почему вы так решили? — спросил Беликов.