— Так тебе нужно обозвать меня дьяволом, чтобы прикончить с чистой совестью? — Джонатан опустил руки. — Но правда в том, что твоя жена — несчастная женщина, а это мало связано со мной и гораздо больше — с тобой.

— Лжец! — вскричал Кольстед.

Джонатан шагнул к нему, и у меня сердце ушло в пятки. Я не могла понять: то ли Джонатан сам желает своей смерти, то ли хочет, чтобы Кольстед признал истину. Возможно, он посчитал, что чем-то обязан своей любовнице. А может быть, наш спор в пивной Дотери пробудил в нем какую-то решимость. Однако его поведение возымело обратное действие. Похоже, Кольстед решил, что Джонатан разъярился так потому, что пылает любовью к его супруге.

— Будь твоя жена счастлива, она бы мне отказала. Она бы…

Старинное ружье Кольстеда выстрелило. Дуло озарилось бело-голубой вспышкой, которую я увидела краем глаза. Все произошло слишком быстро: громоподобный выстрел, вспышка — яркая. Как молния… и Джонатан вдруг попятился назад и упал на землю. Лицо Кольстеда, озаренное луной, перекосилось.

— Я таки прикончил его, — пробормотал он, словно пытаясь сам себя убедить в случившемся. — Я пристрелил Джонатана Сент-Эндрю.

Я упала на колени на начавшую подмерзать землю, обхватила Джонатана руками, прижала его голову к своей груди. Его одежда уже пропиталась кровью — даже теплый плащ. Рана была глубокая и серьезная. Я еще крепче прижала к себе Джонатана и злобно воззрилась на Кольстеда:

— Будь у меня ружье, я бы пристрелила тебя на месте. Убирайся с глаз моих.

— Он мертвый?

Кольстед выгнул шею, но с места не тронулся. У него не хватило храбрости подойти к человеку, в которого он выстрелил.

— Сейчас сюда сбежится народ. Если тебя здесь найдут, тут же упрячут за решетку, — процедила я сквозь зубы.

Я хотела, чтобы он как можно скорее убежал. Шум могли услышать из дома Дотери. Очень скоро кто-то мог выйти и поинтересоваться, кто стрелял и зачем. А мне нужно было спрятать Джонатана, пока нас никто не увидел.

Дважды просить Кольстеда не пришлось. То ли его тут же охватили угрызения совести, то ли он струсил и побоялся ответственности за содеянное. Он попятился, словно испуганная лошадь, развернулся и дал стрекача. Подхватив Джонатана под мышки, я потащила его в амбар Дотери. Там я сняла с него плащ, потом — сюртук, и наконец увидела рану на его груди. Из дыры возле сердца хлестала кровь.

— Ланни, — прохрипел Джонатан, ища мою руку.

— Я здесь, я с тобой, Джонатан. Лежи смирно, не шевелись.

Он захрипел и закашлялся. Помочь ему было нельзя — судя по тому, с какого расстояния в него стреляли и куда угодила пуля. Мне было знакомо выражение его лица. Так выглядят умирающие. Джонатан потерял сознание. Его тело, лежащее на моих руках, отяжелело и обмякло.