Как-то раз один сеанс рядом со мной просидел Донателло. Некогда он был натурщиком у известного живописца и придирчиво наблюдал за техникой рисунка приглашенного художника. Но вскоре я обратила внимание на то, что Джонатан интересует его куда больше, чем художник.

— Из него получится прекрасный любимчик, правда? — вырвалось у Донателло в какой-то момент. — Можно судить по портрету. Адер заказывает только портреты своих фаворитов. Одалиску, к примеру, тоже рисовал художник.

— А что это значит — быть фаворитом Адера?

Донателло лукаво посмотрел на меня:

— Ой, не притворяйся. Ты сама уже какое-то время — фаворитка Адера. В чем-то ты до сих пор ею остаешься. Поэтому ты знаешь: это дело непростое, обременительное. Он ждет от тебя ежечасного внимания. Он очень требователен, и ему все быстро приедается — в особенности когда речь идет о постельных играх.

Донателло расправил плечи. Он словно бы хотел сказать, как он счастлив, что ему теперь нет нужды придумывать новые способы ублажения Адера. Я пытливо взглянула на Доната, изучая черты его лица. Он был красив, но его красота была навсегда разрушена каким-то горем, которое он в себе носил. Потаенная злоба крылась в его глазах, губы кривились в нехорошей усмешке.

— Значит, Джонатан — только второй из тех, чьи портреты заказывал Адер? — спросила я, чтобы продолжить разговор. — Первой была Узра?

— О, было еще несколько фаворитов. Все они были ослепительно красивы. Он оставил их портреты в кладовой в Европе. Словно лики ангелов в склепе. Они лишились его милостей. Быть может, когда-нибудь ты с ними встретишься, — пробормотал Донателло, оценивающе глядя на Джонатана. — С портретами, я имею в виду.

— С портретами… — повторила я. — Но эти, попавшие в опалу… что с ними стало?

— О, некоторые ушли. С благословения Адера, ясное дело. Без этого никто не уходит. Но они разлетелись, их словно бы ветром разнесло, как листья… Мы редко с ними видимся. — Донателло немного помедлил. — Кстати, ты ведь знакома с Джудом. Его уход ни для кого не стал потерей. Не человек, а сущий дьявол — представляется проповедником. Грешник, рядящийся святым.

Донателло рассмеялся, словно то, о чем он говорил, было очень весело — то, что один из проклятых наряжался проповедником.

— Ты сказал, что только некоторые ушли. А другие? Кто-нибудь ушел без разрешения Адера?

Донателло едва заметно злорадно усмехнулся:

— Не корчи из себя дурочку. Если бы можно было уйти от Адера, разве Узра до сих пор была бы здесь? Ты уже давно с ним рядом, могла бы понять, что он не сентиментален и крайне внимателен. Либо ты уйдешь с его высочайшего дозволения, либо… словом, он не склонен оставлять в живых тех, кто способен ему отомстить или рассказать о нем правду не тому, кому надо, понятно?