Светлый фон

— Вильсон.

— Вильсон?

— Ваш коллега. Поговорите с ним.

Чувство больше не было просто чувством.

Теперь Гренс точно знал: в этом деле что-то не так.

* * *

Он лежал на коричневом вельветовом диване. Прошло полчаса; комиссар честно старался, он закрывал глаза и расслаблял мышцы, но сна не было ни в одном глазу. И тогда он начал.

Я не понимаю.

Я не понимаю.

Заключенный снова встал у него перед глазами — как тогда, в окне мастерской.

Почему ты хотел умереть?

Почему ты хотел умереть?

Лицо в профиль.

Если ты мог слышать нас (а Стернер в этом уверен), если то, что мы нашли на башне и что лежит в меня на столе, — работающий приемник, то почему, черт тебя возьми, ты дважды дал себе отсрочку, а на третий раз все-таки решил встретить свою смерть?

Если ты мог слышать нас (а Стернер в этом уверен), если то, что мы нашли на башне и что лежит в меня на столе, — работающий приемник, то почему, черт тебя возьми, ты дважды дал себе отсрочку, а на третий раз все-таки решил встретить свою смерть?

Все это время Хоффманн точно знал, что его видят.

Ты все решил, но тебе не хватало духу?

Ты все решил, но тебе не хватало духу?

Тогда откуда у тебя взялось мужество не отступить и умереть?

Тогда откуда у тебя взялось мужество не отступить и умереть?