Я не стал надевать бейсболку с надписью «Загадочный поезд». Она больше не связывала меня с матерью и не сулила удачи.

Ночь была тихая и безветренная; в воздухе стоял слабый запах соли и гниющих водорослей. Луну скрывала пелена туч, тяжелая, как железная кастрюля с длинной ручкой. Тут и там облака пачкали отражения городских фонарей, напоминавшие пятна прогорклого желтого жира, но вечер был темным и идеально подходил для нашей цели.

Глухой забор из серебристого кедра был высотой с меня и твердым, как кирпичная стена. На тропу выходила калитка.

Мы миновали ее и прошли к восточной части заднего двора, смежной с участком Самардянов.

Изгородь была очень крепкой, потому что столбы скреплялись тремя поперечинами. Эти поперечины послужили нам лестницей.

Мангоджерри взлетела на забор как перышко. Опираясь задними лапами на поперечину, а передними держась за столб, она осмотрела задний двор.

Когда кошка посмотрела на нас сверху вниз, Рузвельт прошептал:

— Похоже, в доме никого нет.

Один за другим мы относительно бесшумно перелезли через изгородь. С участка Самардянов мы через тот же кедровый забор перебрались во владения Ландсбергов. В этом доме горел свет, но мы незаметно проскользнули мимо и через низкий штакетник вторглись на участок семьи Пересов, а оттуда на следующий, неуклонно двигаясь на восток. Сложности возникли лишь у дома Владских. Золотой ретривер Бобо лаять не стал, но измолотил нас хвостом, а потом попытался зализать до смерти.

Преодолев очередной высокий забор, мы оказались в землях Стэнуиков. Слава богу, Бобо не залаял, только жалобно заскулил, встал на задние лапы, положил передние на ограду и закрутил хвостом, как пропеллером.

Я всегда считал Роджера Стэнуика достойным человеком, продавшим свой талант Уиверну из самых благородных побуждений, во имя научного прогресса и развития медицины. Его единственным грехом был недостаток, свойственный и моей матери: наивность. Гордость своим не подлежащим сомнению интеллектом, слепая вера в то, что наука может решить все проблемы и объяснить что угодно, сделали его одним из невольных архитекторов Судного дня.

Так я думал до сих пор. Но теперь добрые намерения Стэнуика вызывали у меня большие сомнения. Как выяснилось из завещания Делакруа, Стэнуик участвовал и в проекте моей матери, и в «Загадочном поезде». Он был более зловещей фигурой, чем казался с виду.

Все двуногие благополучно перебрались через кусты к деревьям, окаймлявшим тщательно ухоженный участок, надеясь, что их не увидели в окно. И только у забора выяснилось, что Мангоджерри исчезла.