— Алекс Каррас.

— Великий игрок.

— Приличный.

— Он валил вас?

— И не однажды.

— Как трактор, — догадался я.

— Бульдозер. Вроде этой вазы.

Саша смачивала тряпочку перекисью водорода и прикладывала к ранам Бобби. Стоило убрать тампон, как на неглубоких порезах начинала бешено пузыриться кровавая пена.

У меня так болело все тело, словно я шесть часов подряд кувыркался в промышленной сушильной установке.

Я принял две таблетки аспирина и запил их апельсиновым соком, обнаруженным в холодильнике Стэнуиков. Рука с банкой так дрожала, что несколько капель попало мне на подбородок и одежду. Видно, родители ошиблись, когда позволили мне в пять лет снять слюнявчик.

После перекиси Саша перешла к спирту и повторила процедуру. Бобби больше не шипел, только скрипел зубами. Когда стало казаться, что ему до самой смерти придется питаться только супами-пюре, Саша смазала царапины неоспорином.

Эта долгая процедура оказания первой помощи проходила молча. Все мы знали, зачем нужно применять столько антибактериальных препаратов, и говорить об этом значило бы сыпать соль на рану.

В ближайшие недели и месяцы Бобби придется чаще, чем обычно, смотреться в зеркало, причем отнюдь не из тщеславия. И поглядывать на руки, следя, не появится ли на них что-нибудь… тератоидное.

Пока Саша заканчивала бинтовать раны Бобби, я обнаружил у двери из кухни в гараж доску с висевшими на колышках ключами зажигания. Саше не пришлось соединять провода напрямую.

В гараже стояли красный «Ягуар» и белый «Форд-Эксплорер».

При свете фонарика я разложил заднее сиденье «Форда», чтобы Бобби и Рузвельт могли лечь. Если бы в машине была одна Саша, это привлекло бы к нам меньше внимания.

Вести машину должна была Саша, потому что только она знала место встречи на шоссе Гадденбека.

Когда Бобби, медленно переставляя ноги, вошел в гараж, на нем снова были пуловер и гавайка.

— Тебе там будет удобно? — спросил я, кивнув на заднее сиденье.

— Я бы слегка вздремнул.