Цю услышал голоса в коридоре и еще глубже вдавился в кресло. Зал начал заполняться. Рассаживались так, что образовались два «лагеря»: справа от Цю расположилась группа мужчин, предположительно адвокатов, представляющих интересы банка. Они держались вместе, чтобы обеспечить конфиденциальность. Красный Дракон пожал плечами. Он без труда представил себе их ликование. Слава провидению, ляп, который допустила Девять Палочек, не был замечен. В этом плане проблем нет.

Он сосредоточил свое внимание на левой стороне зала, где расположился Саймон Юнг со своими адвокатами. Англичанин занял крайнее кресло в первом ряду, рядом с ним сел Сэндитон. Хирн уселся сзади, рядом с адвокатом-китайцем, одетым так же не обычно, как и сам Хирн: черная мантия поверх темного костюма, рубашка со стоячим воротничком и два прямоугольника материи, болтающихся под подбородком. Цю как-то слыхал сплетню о том, что иностранные адвокаты носят парики из конского волоса, и был поражен, что такая антисанитарная практика все еще существует. Из ряда вон! Двое помощников — оба англичане — расположились со своими бумагами в следующем ряду. Цю не понравилось такое расточительство в отношении мест: все могли достаточно удобно расположиться и в первом ряду.

Спина Саймона Юнга казалась прямой и одеревеневшей, как палка, он смотрел прямо перед собой. Цю подался несколько вбок, чтобы получше видеть профиль англичанина. Лицо Саймона Юнга было бледным и напряженным. Как странно, подумал Цю, что человек с таким цветом лица еще остается на ногах. Когда Сэндитон заговорил со своим клиентом, Саймон ответил ему что-то коротко и резко.

Наконец, войдя через отдельную дверь, появился судья, все присутствовавшие оживились, задвигались и встали. Когда судья сел, все, кроме Ричарда Хирна, положившего на пюпитр перед собой тетрадь в голубом переплете и начавшего свою речь, тоже сели. Цю подался вперед, пытаясь ничего не упустить, но с его места трудно было что-либо расслышать, да к тому же речь Хирна изобиловала специальными терминами.

Цю пристально всматривался в лицо судьи. Его Честь Ан, несмотря на свой возраст — ему уже перевалило за шестьдесят, и он должен был уйти в отставку, — все еще обладал густой шевелюрой. Очки со стеклами, напоминавшими луну между второй и третьей фазами, были сдвинуты на самый кончик носа. Похоже, Ан мало в них нуждался. Когда Ан заговорил, у него оказался резкий высокий голос, и Цю на ум пришел один из персонажей китайской оперы — некий судья Ди, вежливый и значительный, но излишне церемонный. Цю сделал себе мысленную пометку разузнать биографию судьи. Он находил, что китайскому судье не пристало так смиренно держаться перед английскими адвокатами.