Больше всего Джоне хотелось ее ударить. Но ведь того она и добивалась. И он не станет, он выдержит принцип. Имеет ли это еще хоть какой-то смысл? Если он ударит ее сейчас, то будет бить, бить, пока кто-то или что-то его не остановит. Может быть, этого она и хотела. И он бы так и сделал. Наконец-то их чувства совпали.

— Лапочка, — позвала Ив. — Иди сюда, покажись.

Сперва — никакого ответа, никакого, тишина.

Ему привиделось самое страшное, что возможно в этом мире или в другом: Ханна, зарезанная, как тот человек в канаве, сдувшаяся проколотым шариком.

— Ханна, лапочка, иди сюда. Не бойся.

Она показалась на верхней площадке лестницы.

Облегчение от того, что видит ее живой и невредимой. Ужас от того, что она стоит так близко к Ив.

— Ханна, — сказал он. — Вернись к себе в комнату.

— Спускайся к нам, лапочка, мы хотим, чтобы ты была с нами.

— Ханна, вернись к себе в комнату.

— Тш-ш, мы же тут все друзья, правда, лапочка? Старые друзья всегда ведут себя дружно. Приходят на помощь в беде. Ну вот. (Ханна, дыша ртом, позволила Ив взять себя за руку и свести вниз по ступенькам.) Вот. Погляди-ка на себя. Лапочка, ты только погляди на себя. Не знаю, какой я себе ее воображала, но уж точно не такой. Я ошибалась.

— Ханна. — Нет, он не сумеет голосом подчинить ее. — Иди сюда сейчас же.

Ив улыбнулась, погладила Ханну по мятой щеке, — обычно от чужого прикосновения Ханна шарахалась, но не в этот раз: ее словно загипнотизировали.

— Пожалуйста, — сказал он. — Пожалуйста, уходи.

— Не двигайся.